Выбрать главу

- Так что же ты думаешь, поведай мне, о верный слуга мой канцлер?

- Темная считает себя освободительницей, так дадим ей то, чего она хочет. Пойдем на уступки. Пусть костры погаснут, лагеря опустеют, ошейники сломаются, думаю, этим она удовлетворится. Но Танаир останется свободным, под синим флагом, не под алым.

Король сплюнул.

- Чтобы по моему королевству толпой шлялись чернокнижники? Да лучше сразу сдаться Иссиану. Как только мы выпустим этих уродов на свободу, они тут же обрушат страну в хаос, чем Империя и воспользуется.

- Или Танаир сохранит суверенитет и впервые за четыреста сорок лет в нашем королевстве перестанут литься реки крови.

Король всмотрелся в загорелое худое лицо. Лицо человека, когда-то казавшегося находкой для страны, способного принять на себя часть власти и распорядиться ей с умом, а в итоге захапавшего ее столько, сколько ни одному канцлеру и не снилось. В проницательные серые глаза, такие спокойные. Как же хочется ему врезать.

- Нет, Максимильен. Приводи какие угодно доводы, я сказал: «нет». Завтра мы с тобой разъезжаемся каждый своей дорогой, как и планировали, и более не беспокой меня с этим.

- Но, король…

- Вот именно! – рявкнул Иерам, врезав по столу так, что грохнула посуда. – Я король! Пока еще я, а не ты! И мое решение пока еще закон! И ты, верный слуга мой канцлер, не смеешь его оспаривать! А теперь пошел вон.

Максимильен де Лантор мгновение смотрел на короля все тем же спокойным взглядом. Поклонился и вышел.

;

Глава 15

Констанс страдала. Страдала мучительно, нестерпимо, терла и виски и кружила по комнате, словно запертый в клетке зверь. Констанс было нечего делать.

Исиф Шаоме, да не отсохнет его благочестивый язык от постоянных нравоучений, став первым советником Императрицы, привнес в ее жизнь много новшеств: цидамирские традиции, регулярное питание, сон больше трех часов и прочие бесполезные в правлении вещи. Было и еще одно новшество, главное, доселе Императрице неведомое. Оно называлось «выходной».

Вам нужно отдыхать, говорил Шаоме. Вы себя загубите, говорил Шаоме, однажды свалитесь посреди дворца, и никому не будет от этого никакой пользы. Вам нужно хоть иногда посвящать время себе. Запереться ото всех, принять ванну, почитать книгу. Книга закончилась, ванна давно остыла, Констанс плюхнулась на кровать и закинула ноги на спинку. Со стола призывно подмигивала стопка неразобранных доносов и очередная порция трактатов по демонологии. Она обещала Шаоме не заниматься делами, она и не будет. Предастся праздности и раздумьям о вечном.

В дверь робко постучали. Похоже, дела занялись ей сами. А раз так, выходной отменяется!

Констанс вскочила с кровати и почти бегом пронеслась к двери. На пороге мялся Норман, явно испуганный собственной дерзостью.

- Ваша Светлость, вы приказывали вас не беспокоить, но…

- Беспокой, - разрешила Лофт. – Меня все равно вечно что-то беспокоит, такова уж доля Императрицы. Надеюсь, ты не очередным стишком пришел поделиться?

- Ваша Светлость, к вам проситель. Утренний придурок, как вы их называете.

Шамор, только не это. Очередную битву между крестьянами за доски от останков деревенского сортира она не выдержит, лучше уж выходной.

- Утренний придурок перепутал утро с днем, пусть приходит послезавтра. Сегодня я не принимаю.

- Он не хочет уходить, Ваша Светлость. Валяется у ворот и воет. Мы могли бы вышвырнуть, но вы такое не любите.

Конечно, не любит. Один вышвырнутый потом визжит в трактирах о жестокости новой власти, как все десять, а то и одиннадцать. А новая власть вовсе не жестока. Она милосердна, благостна и демократична. Иногда, по крайней мере.

- Ладно, я к нему выйду. В крайнем случае, вышвырну сама. Быть вышвырнутым Императрицей – это честь!

Паренек и правда выл. Размазывал по лицу слезы, грязь и сопли и скулил что-то бессвязное. Констанс нехотя наклонилась к нему. Рыдающий крестьянин, какая гадость.

- Что случилось?

Утренний, а, точнее, полуденный придурок не отреагировал. Не бухнулся на колени с благоговением, не прошипел проклятие, не выдавил подобострастную улыбку, тщетно пытаясь скрыть в глазах ненависть. На присутствие Императрицы ему было абсолютно плевать.