- Да свершится справедливость!
Констанс отвернулась и закрыла глаза, массируя виски. Палач пинком выбил из-под арбалетчика тумбу, тело закачалось в петле. Вот и все, последняя казнь на сегодня, последний корм для ворон, последнее развлечение для народа. Нет ничего хуже, чем вершить справедливость в этом до отвращения несправедливом мире.
***
Стукнула дверь, Императрица не обернулась. Не надо быть вещуньей, чтобы понять, кто к ней пришел.
- Это ты, моя совесть? – уныло вопросила Констанс.
Шаоме молча уселся напротив нее. На лице его застыла смесь скорби, сочувствия и беспомощности. Это выражение всегда появлялось, когда на глазах доктора вершилась какая-нибудь неизбежная гадость.
За доктором, к удивлению Констанс, звеня золотыми цепями, вкатился барон Тарби. Этот-то что тут забыл? Приторная улыбка растеклась по губам купца.
- Как ваше самочувствие, Ваша Светлость?
Светлость помассировала виски руками.
- Бывало и лучше. Надеюсь, Файизина уже славит мою принципиальность и беспощадность к обидчикам простого народа?
Слова прозвучали с большим сарказмом, чем планировалось. Тарби, предпочтя не заметить иронии, подобострастно кивнул головой, Шаоме не ответил.
- Что вам надо, барон? Вы-то, без сомнения, не моя совесть.
Не совесть, а кошелек, и, будь барон посмелее, так бы и ответил. Но смелость, по крайней мере, перед лицом Императрицы, в число его достоинств не входила.
- Лишь беспокойство о вас, Ваша Светлость. Понимаю, вы заняты делами куда более важными, но все же я не могу не указать вам на очевидное: вас оскорбили. Оскорбили прилюдно, на главной площади Файизины, и это слышала куча народу. Люди ждут справедливой кары для преступника.
- Справедливая кара – это смерть? Его преступление не столь велико, Тарби, слова - это всего лишь слова.
- Казнят и за меньшее. Это не просто слова, Ваша Светлость, это оскорбление Алого знамени, оскорбление короны. Императрица Иссианская не может спускать подобное с рук.
- Императрица Иссианская, - рассеянно произнесла Констанс, - может все.
- Но только не ронять себя в глазах народа и не позволять безнаказанно себя порочить. К тому же, Дариан стал опасен. Он будет пытаться вам отомстить.
- Пусть пытается, - разрешила Констанс. – Из тех, кто пытался меня убить, можно собрать еще одну Файизину.
Барон горестно покачал головой.
- Разумно ли это? Держать при себе врага.
- Я не собираюсь держать его при себе, сошлю куда-нибудь на край света.
- Ненависти расстояние не помеха, Ваша Светлость, а яды и отравленные письма путешествуют далеко.
Констанс откинулась в кресле, прикрыв глаза.
Мерзкий разговор, мерзкое дело, которое она предпочла бы обдумать сама. Или, в крайнем случае, с Шаоме наедине, но уж точно не в присутствии барона. Что ему надо?
- Его сын мертв, - наконец-то вклинился Шаоме. – Пусть он был казнен согласно закону, поймите несчастного отца. Эта кровь запятнает ваши руки.
Мои руки запятнаны настолько, дорогой Шаоме, что вряд ли их можно испачкать еще больше. Но ты прав. С идеалистической стороны дела. А с практической?
Практическая сторона дела в лице унизанного перстнями барона вела себя практично.
- Этот человек – угроза для вас, Ваша Светлость. То, что является угрозой для вас, является угрозой и для Империи. А для всех нас интересы Империи должны стоять превыше всего, даже если ради их соблюдения приходится пачкать руки.
Ага, а еще твои интересы, поскольку Дариан – твой прямой конкурент в торговле. Но это, разумеется, к делу не относится, ты всего лишь радеешь за мое благополучие.