Но ты прав. На пороге большой войны нужно быть практичными, увы.
- Угроза, - согласилась Констанс.
Шаоме горестно покачал головой.
- Это будет ошибкой, Ваша Светлость.
Прямо как в сказке про Рона-дурачка, которому в одно ухо тебе шептал Князь Тьмы, а в другое - ангел Светлых Чертогов. Вот они, сидят, толстый Шамор и смуглый морщинистый ангел. Очень жизненная сказка выходит, с тем лишь отличием, что Рон-дурачок послушал ангела и жил долго и счастливо, а в жизни, как правило, оба варианта плохи.
- Это будет дальновидно.
- Так вы убьете его?
Вопрос упал и покатился по комнате. Простой, будничный, печальный. Ты повела этого человека за собой, он сражался за тебя, называл тебя другом, ты казнила его сына, хотя тебя умоляли о милости, теперь ты его убьешь?
Констанс не открывала глаз. Она и так знала, что узкие темные глаза неотрывно смотрят на нее, смотрят грустно и укоризненно. Вот уж правда, ее совесть.
- Убить его будет благоразумно.
Доктор не ответил. Императрица глубоко вздохнула.
- Ладно, твоя взяла. К Шамору благоразумие. Лимит убийств на сегодня исчерпан. Отправлю его в изгнание в самую захудалую провинцию, пусть ненавидит меня оттуда, страшный преступник.
- Ваша Светлость, - круглое лицо Тарби наклонилось к ней, - вы принимаете неправильное решение. Вам нужно продемонстрировать силу и беспощадность к врагам, и барон – отличный повод для этого. То, что я скажу сейчас, вы можете счесть государственной изменой, и я смиренно прошу простить меня, но в некоторых кругах ваши последние решения вызывают недовольство.
Констанс подняла бровь.
- Да неужели?
- Поверьте, мне неприятно это говорить, но поговаривают, что в последние годы вы размякли, Ваша Светлость. О нет, разумеется, большинство подданных верны вам, но по дворцу ползут шепотки. Семь лет назад вы явились в Иссиан с огнем и мечом, вы разбили ошейники на шеях своих братьев, усмирили церковь, привели Империю к величию. Мир трепетал при звуке вашего имени, вы не ведали страха и были беспощадны к врагам. Каждый, кто осмеливался встать на пути Алого знамени, платил за это собственной кровью. Вашим именем наши враги пугали детей.
- О да, я помню, - поморщилась Констанс. – От меня даже Аскольд сбежал, этот оплот доброты и милосердия. Так что же, держава негодует, что мы больше не проливаем реки крови?
Тарби смиренно поклонился.
- Боюсь, это так, Ваша Светлость. Вы взяли эту страну-карлика без боя, как и многие до нее, и правите этими людьми, словно забыв, что творили с колдунами эти варвары до вашего прихода. Вы лучше меня знаете, сколько костров полыхало в Файизине, в Кории, в Амаре. И этим людям вы протягиваете руку, словно любимым подданным. Они выродки, Ваша Светлость, они недостойны вашего милосердия. Так же, как и танаирцы за рекой. Вы не слышали, что говорили солдаты, узнав, что вы предложили Иераму переговоры, но я слышал. Армия устала ждать, она рвется в бой, хочет строить новый мир, ваш мир. Солдаты скучают, потому и насилуют. Они хотят убивать, а не договариваться. И готовы пойти за тем, кто поведет их в бой.
- К чему ты клонишь, Тарби?
Барон глубоко вздохнул.
- Еще раз прошу простить меня, Ваша Светлость. Вы имеете полное право приказать отрезать мне язык, но все, что я говорю, я говорю из заботы о вас. Некоторые, меньшинство, разумеется, хотели вы видеть на троне принца Альберта.
Констанс расхохоталась.
- Альберта?! Да скорее мой летописец станет Императором. Будем честны друг с другом. Я люблю Альберта всей душой, но единственный талант и единственное достижение моего брата в том, что он мой брат. Он посредственность, Тарби, понятия не имеющая, как вести войну и управлять государством.
Тарби клонил голову.
- Разумеется, Ваша Светлость, но глупцы видят другое. Мужчину императорской крови, не знающего жалости к врагам и готового хоть сейчас вести их на войну. Войну, с которой медлите вы. Продемонстрируйте им, что вы все та же Тафирская Ведьма, которой были когда-то, что вы правите Империей железной рукой и никто не сможет укрыться от вашего гнева.
Констанс потянулась.
- Я правлю Империей железной рукой, дорогой мой барон. И потому никакая сила в мире не способна повлиять на мои решения, а уж тем более мнение глупцов.