Хоровод кружился все быстрее, жар костра лизал мне ноги, но шабаш не останавливался. Мне было весело, истерически весело, так, как никогда раньше. Весело и страшно.
Когда пляска закончилась, я не понял. Просто все вдруг разом выдохлись и, как по команде, попадали на землю. Деревня давно догорела, мы валялись на пепелище. Сидори стояла рядом, скрестив руки на груди, и осуждающе взирала на это мракобесие. Никто не обращал на нас внимания, похоже, все вообще забыли, что среди них находятся двое чужаков. Кто-то, лежа на земле, нюхал хараши, кто-то уже спал.
Я подошел к Сидори.
- Извини. Идем отсюда.
- Де Лантор…
- Ну что? Мне надо было как-то снять нервное напряжение. И не де Лантор, а Эмиль.
- Эмиль. Мы плетемся по колено в грязи и крови, по катящемуся во Тьму миру, мимо виселиц и костров, мимо крови и боли. А ты танцуешь на пожаре. Ты действительно считаешь, что это уместно? Лететь во Тьму весело и с песней?
- Сидори, я живу во Тьме. С самого детства. И единственный способ, который я изобрел, чтобы не сойти с ума – идти по ней весело и с песней.
И мы ехали дальше. А мир летел во Тьму. Весело и с песней.
Были и поселения, где жители решили остаться. В одном таком нам встретился шаморанец.
- Он вот так завывает и его не трогают? – удивился я. - Хырхские колдуны от радости бы прослезились.
- Боятся. Видишь виселицу?
Я видел. Виселица прямо-таки полнилась.
- Здесь недавно прошел рейд. И постарался, чтоб у местных и мысли не возникало трогать колдунов.
- Хватают всех подряд?
- Ну что ты. Устанавливают новый миропорядок, занимаются просветительской работой с населением и строят прекрасное будущее с равными правами для всех. Вешают только по крайней необходимости, тех, кто уличен в ксенофобии.
- То есть хватают всех подряд?
- То есть да.
- Этот убогий, насколько я вижу, не колдун. Да и Шамора маги осуждают. Не почитают уж точно.
- Да ладно? А кто из каждого магокамня так вдохновенно рассказывал, что Лофт отправляет кровавые жертвы Шамору?
Я промолчал.
- И вечное блаженство настанет, слышите, вечное! – орал проповедник. – Не бойтесь, не противьтесь неизбежному, соединятся два мира, и будет нам счастье. Но не сразу, ох, не сразу. Выстрадать нужно лучший мир, кровью выстрадать, слезами оплакать. Когда явился вам Шамор в мудрости и милости своей, что вы сделали? Что вы сделали, я спрашиваю?! Отвергли вы спасителя своего, на муки обрекли! И страдать вам теперь! Страдать, слышите! Кайтесь, ибо Шамор вернется! Вернется в обличии ином, с силою великою, и все вы падете перед ним на колени!
Горожане проходили, опуская голову. Мутный, словно протухший взгляд шаморанца выцепил из людского потока молодую девку.
- Идет она, бесстыдница! Небось, перед каждым ноги раздвигает. Все страдать будете, все! И ты, прошмандовка! Покайтесь, псы смердявые. Покайтесь!
Хлопнули ставни, и проповедника окатило ведро с нечистотами. По улице прокатился хохот, шаморанец вытаращил глаза, замахал руками и завизжал проклятия, пытаясь вытряхнуть из волос картофельные очистки. Оскорбленная девица показала ему средний палец.
- Дурдом, - пробормотал я.
- Дурдом был в Хырхе, а это подступающая война. Главным рупором которой был ты. Покайся, Эмиль. Покайся.
На двери покосившегося дома красовалась криво намалеванная надпись: «Колдун», дальше было старательно замазано непечатное слово и поверху приписано: «наш друг!»
Я повернулся к Сидори.
- Давай повернем, пока еще не поздно. На кой Шамор нам сдался этот Адланис? Сбежим.
- Куда?
- Да куда угодно!
- Куда угодно, куда вскоре придет война? – горько усмехнулась Сидори. – Без денег?
- Деньги я достану. Поверь, уж это я умею.
Колдунья покачала головой.
- Я не побегу, Эмиль. И ты не побежишь. Наш путь лежит в Адланис.
Я глубоко вздохнул.