Перелетаю забор и на корточках пробегаю мимо машин. Они пусты. Правильно. В «мерседесах» хорошо по улицам понты давить, а греться лучше в доме… Подбегаю к дверям. Вдох-выдох, вдох-выдох. Нажимаю на литую ручку — открыто. Дверь дорогая. Не скрипит. Запрыгиваю в прихожую и замираю на цыпочках. Свет есть, людей нету. Были б — начал мочить. Могло б и не получиться. Зачем человек в прихожей? За дверью следить. Открываю я дверь, а мне в лоб. Мозги мои вдребезги!.. Вдох-выдох, вдох-выдох… План дома знаю. Слева комната. Охране место здесь. Прыгаю в комнату на цыпочках и вижу, как мордатый и стриженый детина смотрит видик. Там трах-тарарах, кажется. Пятьдесят членов сразу и сорок пять влагалищ одновременно. Я сюда не кино смотреть явился.
— Тц-ц, — как змея, возникаю перед ним с «макаром» в руках.
Детина каменеет мгновенно, как от змеиного взгляда, теперь ему не до видика.
— Где? — шепчу вопрос. — Есть еще кто с тобой?
— Да, — кивает охранник и смотрит в упор на мой глушак, а не на меня. — Саша пописать пошел.
Как-то дико звучат слова, словно из детского мультфильма. Детина смотрит на глушак. Хватит тебе смотреть! Нажимаю на курок. Вместе с мозгами кровь разлетается аккуратными брызгами.
Замираю у косяка и слушаю коридор. Там тихо сперва, затем — шаги. Саша пописал и идет умирать. Делает шаг в комнату и хочет спросить:
— У нас сегодня какой де…
— Не важно, — отвечаю я и нажимаю на курок.
Мудаки они, поэтому и трупы.
Опять на цыпочках. Опять на второй этаж. Опять двадцать пять.
Толстая ковровая дорожка под ногами. Пора ее пылесосом почистить…
Три шага всего — и я в комнате. Трое сидят вокруг журнального столика. Николай склонился над кофейной чашечкой. Второй тоже держит чашку в руке. Такой же, как Николай. Крупный, череп с короткой стрижкой. Третий — это хозяин. Юркий типчик с тонким лисьим носиком.
Моментальная и немая сцена. К вам едет, бля, ревизор! Вытягиваю руку. В руке «Макаров». На «Макарове» глушак. «Пук» всего — и из хозяина можно чучело делать.
Опускаю пистолет и меняю обойму.
— Пора сваливать, — говорю.
— Уходим, — говорит Николай тому, кто с чашечкой в руках.
Тот так с чашечкой и поднимается. Не понимает ничего. Даже того, что жив покуда.
— Быстрее! — тороплю и улетаю по коридору к лестнице.
Второй спускается, запинаясь, с чашечкой в руке.
— Заводи машину. Быстро, — говорю ему, и он идет к двери, словно загипнотизированный.
— Ключи, — говорит Николай и достает связку с ключами.
Мужик берет ключи и кладет их на блюдце. Выходит во двор. Мы с Николаем чуть отстаем, даем ему возможность сесть в машину. Тот уже за рулем. Чашечку оставил на капоте «мерседеса». И я, стараясь не разбить ее, стреляю в мужика сквозь лобовое стекло. Такое ощущение, что Николая замочил, — они похожи. Николай снимает перстень с пальца и золотую цепочку с шеи. Надеваю все это добро на покойника. Так я уже делал в Крыму, и это сработало.
Идем с Николаем прочь. Отойдя несколько шагов, оборачиваюсь и стреляю в бензобак. Машина загорается моментально, будто только этого и ждала.
Отвожу Николая туда, куда он просит, и договариваемся о том, как станем поддерживать связь.
На следующий день уезжаю с Викой в Красноармейскую.
— Понимаешь, босс, проблема, — философски проговаривает Леха, сидя откинувшись в кресле и посматривая в потолок так, будто на нем написано решение его проблемы. — А проблема простая. Наехали! На меня, босс, наехали! Из Крымска. Говорят — я их договоры перебил. Требуют откупного.
— Да, — усмехаюсь я. — Такие пироги.
Сам наезд — это не страшно. В любом городе надо уважать дельцов от рэкета и лучше с ними договариваться.
— Сколько просят?
— Цена пока не назначена. Но стрелку забили на сегодня. Вечером в Славянске.
— Хорошо, пусть будет Славянск.
— Чего уж тут хорошего…
— Ты лучше узнай у нашего мента, кто авторитет в Славянске! Чтобы не проколоться.
— О кей, босс! — соглашается Леха и выходит из дома.
Слышно, как он выезжает со двора.
Вика убирает комнаты, вытирает пыль, напевает, ругает Леху за устроенный свинарник, ругает меня, что накупаю кучи носков и рубашек, а они после валяются во всех углах… Бонни и Клайд, одним словом, на отдыхе…