У меня даже дар речи пропадает. Просто наблюдаю за ней, не веря, что все эти вещи теперь мои. Трепетно касаюсь пальцами бежевых шорт. Мягкие, как перышко, не покашлаченные. Восторженная радость просится на волю, сочась изнутри и вынуждая всеми силами ее сдерживать. Так не бывает. Я же не Золушка в конце концов, чтобы вот так просто мне дарили роскошные вещи. Они обязательно превратятся в тыкву рано или поздно, причинив боль. И гораздо сложнее будет отказаться от них потом, когда тело привыкнет носить качество после ширпотреба.
— Лан, — пытаюсь не рассматривать красивые пуговки на блузке, замок с камушком на топе, выглядывающем из-под кучи одежды, — это слишком много. Мне не нужно столько. Даже носить ведь некуда. На работу такое я не одену, а в клинику...
— Какую клинику? – карие глаза с интересом впиваются в мое лицо.
Черт!
— Да так, навещаю одну знакомую. Да и не привыкла я к таким подаркам, — быстро меняю тему, чтобы не давать ей пищу для размышлений.
— Привыкай! Все, это не обсуждается, — девчонка звонко чмокает меня в щеку и, навалившись с объятиями, чуть не заваливает на кровать. — Просто скажи, что тебе приятно и ты будешь их носить.
Мне приятно? Черт возьми, да меня распирает от чувства благодарности. В носу щекочет, а в груди сосет. Обо мне так никогда не заботились. Пусть для Ланы все это тряпье ничего не значит, но это большой жест для меня.
— Спасибо, Лан! Я конечно буду их носить, потому что как можно отказаться от этой вот юбки? – свожу все на шутку, вытаскивая из кучи разноцветных вещей черную юбку. Не совсем короткую, ведь как я поняла слишком коротких вещей у нее и нет. Семья бдит за внешним видом младшей Кешновой похлеще надсмотрщика в камере.
— Ну вот и отлично, — оставив на другой щеке еще один звонкий чмок, который я тут же поспешила стереть тыльной стороной ладони, Лана подскакивает с кровати и направляется к двери, на ходу озвучивая просьбу: — Завари, пожалуйста, кофе, если не сложно? У Вали сегодня выходной, а я жутко проголодалась.
— Окей, — встаю следом и догоняю подругу у двери.
Выходя, Лана вдруг спотыкается, и через секунду я понимаю причину. На пороге стоит ее братец, сложив на груди руки. Из одежды на нем только боксерки. Девчонка быстро семенит в свою комнату, оставляя нас наедине.
Невольно опускаю глаза, прослеживая путь кубиков, успешно зацененные мной во время боя, но тут же отвожу взгляд в сторону, успевая заметить, что под боксерками у него все очень нескромно. Я, конечно, помню ощущение твердой эрекции между своих ног, но тогда была возможность лишь чувствовать ее, а наглядная демонстрация все только подтвердила. В щеки ударяет краска. Снова. Почему? Я видела парней и без трусов, когда делила квартиру с ребятами, а те не стеснялись выхаживать перед нами в том, в чем мать родила, но в то время это не вызывало у меня чувства раздражения. Наверное, потому что знала тех с детства, и они мне были как братья. А Матвей…
— Доброе утро. Раз уж ты идешь на кухню, Ри, завари кофе и мне, — сволочь тянет вверх уголок губ, а я вдруг вспоминаю, как он вчера ими ко мне прижимался.
— Сам себе завари, я тебе не прислуга, — фыркаю, обходя его и быстрым шагом направляясь вниз.
Матвей за мной не идет, что значительно облегчает способность дышать.
Где находится кофе - машина я запомнила еще вчера. Обратила на нее внимание, когда искала вино для успокоения Ланы. У нас в баре стоит подобная. Конечно менее навороченная, но куда нажимать я примерно знаю.
Ставлю чашку на подставку, тяну за кран, но вместо подачи кипятка, меня едва не обдает горячим паром.
— Черт, — от неожиданности отдергиваю руку.
На мою ладонь, все еще удерживающую кран, внезапно ложится мужская и переносит её на другой с противоположной стороны.
— Ри, здесь же написано Хот Стим, — напрягаюсь всем телом, когда голый торс вжимается сзади в спину, а голос мурлычет, как лев на выгуле.
Когда успел так бесшумно подойти только?
Оборачиваюсь и вижу, как Матвей берет мою едва не ставшую вареным мясом руку, подносит к губам и дует на кожу. Совсем как заботливый старший брат, вот только в глазах у него творится нечто не по-братски темное. Замираю, прекращая дышать. Интересно, он бывает заботливым по-настоящему? Без сексуального подтекста, или подобное поведение ему не присуще вообще?
Не понимаю, почему задаюсь этим вопросом. Доказано поступками ведь, что это животное не может быть нормальным. Матвей проводит языком по моей коже и наигранно заботливо интересуется: