– Джек. Тот парень – Джек. Все, что они говорят о нем – не имеет смысла. Но почему у меня
эта лактозная амнезия? Я имею в виду, конечно, меня ударили по голове, но…
– Тебе нанесли значительную травму головы. Я считаю, что лакунарнаяамнезия – сочетание
этой травмы и твоей собственной диссоциации травматического события, когда ты отбивалась от
нападавшего на твою маму.
– Разве Джек… откуда я его знаю?
– Думаю, лучше задать этот вопрос Софии. Но ты ведь сейчас же покидаешь больницу, не так
ли? Ты так сильно этого хотела.
Я смотрю на смятый, желтый бланк в своей руке и сжимаю его в кулак.
– Это может подождать.
Мерних улыбается мне:
– Да. Да может.
17
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
– 2 –
3 года
25 недель
5 дней
В моей памяти есть неясные пустые пробелы. Я знала Джека. Я знаю Джека! Этот пижон с
внешностью модели нижнего белья и грубым ртом знает меня.
До этого чрезвычайно неприятного осознания он был просто парнем, которому я благодарна.
Но теперь он парень, которого я знаю! А я знаю парней! Парней, которые не безобидны, как Рен!
Почему мне никто не сказал? Я бы не возненавидела их за то, что они сказали мне правду!
Фактически, я даже, вроде как, поощряю, что бы все на этой планете говорили правду! Она
благоприятствует свободному общению и гарантирует, что все не так хреново!
Я нахожу Софию в комнате отдыха, читающую любовный роман. Вздымающаяся грудь на
обложке отвлекает меня на целых две секунды, пока я не осознаю, что мои сиськи гораздо лучше,
чем эти, и хлопаю руками по столу.
– Софи! Льстивая! Елейная задница!
Она спокойно поднимает голову и кладет закладку между страниц.
– Да, сударыня?
– Не хочу показаться грубой или излишне конфронтационной, но почему, черт побери, ты не
сказала, что у меня амнезия?
Она ахает.
– У тебя амнезия?
– София! – сокрушаюсь я. Она встает, положив книгу под руку, а вторую предлагает мне.
– Ох, прекрати! Я же шучу. Да ладно тебе! Пойдем, прогуляемся.
Я обдумываю, насколько окажется эффективным мой крик и добьюсь ли я этим своего, и
решаю, что он особо делу не поможет, поэтому хватаю ее под руку. Она ведет меня по побеленным и
невероятно стерильным коридорам. Мы плетемся мимо интернов и каталок. Пожилая женщина в
инвалидном кресле машет рукой, приветствуя нас, и София машет ей в ответ.
– Здравствуйте, миссис Андерсон. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, дорогая. А ты как? Я слышала, что у тебя скоро операция. Доктор Фенвол очень
взволнован из-за этого.
– Ох, ну вы же его знаете, – широко улыбается София. – Он волнуется из-за всего. Я же не
питаю надежды.
– Не говори так, милая! Уверена, операция пройдет успешно, так что тебя выпишут, и ты
сразу же пойдешь на свидание с тем своим стильным молодым человеком.
София смеется, но как только мы заворачиваем за угол, ее улыбка мгновенно увядает, как
цветок на первом морозе.
– Она кажется, эм, славной, – осторожно произношу я. – А также, умирающей. Но славной!
– Все мы умираем, Айсис, – говорит София. – Просто некоторые из нас быстрее других.
Чувствуя себя отчитанной, я стараюсь смотреть куда угодно только не на нее.
– Им действительно необходимо сделать ремонт, – говорю я. – Может нарисовать на стенах
несколько сердец. Оу, и щенят. Все усыпать щенками. И будет здесь золотое дно щенков.
Она ничего не говорит, просто ведет меня к лестничному пролету. О, вот оно! Вероятно, она
действительно собирается меня убить, прямо здесь и сейчас. Может, она ненавидит щенят? Или
ненавидит нарисованные на стенах сердца! Ух, скорее мой длинный язык, наконец, довел меня до
беды, из которой я не смогу выбраться, ведь единственный способ свалить с этого лестничного
пролета – перепрыгнуть через перила прямо вниз...
– Айсис, не будь глупой. Я не собираюсь тебя убивать.
Я поднимаю глаза. Наверху ступенек София придерживает открытую дверь, сквозь которую
проникает солнечный свет. Она за руку проводит меня через нее, и я оказываюсь на крыше; свежий,
морозный, зимний воздух обдувает мое лицо. Отсюда можно увидеть большую часть Носплейнс,
18
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
которая удобно расположилась внизу скалистой долины. Вокруг верхушек деревьев пикируют
дрозды, а огромная стая птиц сидит на крыше, сонно поклевывая. Они выглядят такими спокойными.
Такими маленькими. Такими мирными...
– АААААААА! – кричу я, распугивая их. Они разлетаются с сердитыми, пронзительными
криками, и этот шум оглушает на долю секунды.
– Вот что ты получаешь, когда ведешь себя так чертовски мило! – кричу я. София подходит ко
мне, ветер играет ее красивыми, серебристыми волосами.
– Я прихожу сюда, когда мне грустно или одиноко.
– Здесь потрясающе! – кричу я слишком близко к ее уху. – Здесь потрясающе, – шепчу я.
– Рада, что тебе нравится. Я никому не показывала это место. Ну, кроме Джека. Я показывала
ему. И Наоми знает, что я сюда прихожу.
– Потому что она пронырливая, как яйца.
– Потому что она пронырливая, как яйца, – соглашается София.
– Шумная, как яйца, – продолжаю я.
– На самом деле яйца не шумят, но если потянуть...
– Ах, ла-ла-ла-ла! – кричу я, прикрыв уши. София смеется и садится на край крыши. Я
осторожно опускаю руки и медленно направляюсь к ней. Заглядываю через край – высоко.
Невероятно, смертельно высоко. Но, кажется, Софию это совсем не беспокоит. Она всего лишь
спокойно колотит туфлями по зданию.
Чтобы она не чувствовала себя покинутой, я сажусь рядом с ней и робко перекидываю ноги.
София что-то напевает себе под нос. Солнце собирается садиться: оно все еще яркое и полное, но
устало опускающееся. Весь мир находится в покое. Или просто игнорирует нас. Он не знает, что мы
существуем. Больные и выздоравливающие люди живут в разных мирах. Нормальный мир
сфокусирован на том, чтобы жить, а наш сфокусирован на том, чтобы не умереть. А сидеть здесь – в
нескольких дюймах от смерти? Это совершенно другой мир – третий мир. Между ними тонкая грань.
Все очень хрупкое и может измениться из-за легкого ветерка, единственного слабого толчка.
– О чем думаешь? – спрашивает София.
– Глубокие, напряженные мысли. Такие глубокие, что как минимум две песни инди
заслуживают этой глубины.
Она смеется и напевает громче. Вместе с ней, а может и на нее, начинает щебетать дрозд.
– Что у тебя на руке? – спрашивает она. Я моментально опускаю рукав.
– Ничего.
– Если бы это было ничего, ты бы не носила все время одежду с длинными рукавами.
– Это ничего, правда.
– Ты пыталась покончить с собой?
Удар. Дрозд перестает щебетать.
– Нет, – наконец произношу я. – Я сумасшедшая, а не глупая.
Тишина возвращается с удвоенной силой. Бремя каждого мира сейчас на этой крыше давит на
двух девочек, сидящих на краю.
– У тебя когда-нибудь был секс? – спрашивает она. Резко, без всяких причин, я начинаю
качаться. Она хватает меня за руку, а я задыхаюсь.
– Ты действительно пытаешься меня убить!
– Это просто вопрос.
– Но это не даст ответ на мойстрашно важный вопрос об амнезии и Джеке!
– Я занималась сексом. – София теребит свое платье. – С Джеком.
– Превосходно! – Я чувствую, как мое горло сжимается, а глубоко в животе что-то
переворачивается. Озадаченная такими бурными реакциями своего тела на ее слова, я делаю