— Вот так, — подтвердил полковник Эдуардо Рист.
— Затем мы стали сменять двойников, как только они начинали изнашиваться. Та же тактика: заставить поверить каждого из них, что идея подыскать себе замену принадлежала именно им, и внедрить двойника, которого, по их мнению, они выбрали сами. Благодаря их тщеславию это было нетрудно. А, Эдуардо?
Полковник Эдуардо Рист подтвердил кивком, что это было настолько легко, что становилось скучным.
— А отец? — спросил близнец. — Отец в это верил? Я всегда спрашивал себя, неужели он в самом деле смотрит на меня как на сына…
— Здесь действовало то же тщеславие. От двойника к двойнику старик да Понте находил, что его сын становится все лучше и лучше и что это было благодаря ему. Когда Перейра убил твоего брата, старик да Понте, который принимал святого за своего сына, умер от горя, ты знал об этом?
— Отцовский инстинкт… — прошептал полковник Эдуардо Рист.
— Это Перейра убил моего брата? — удивился близнец.
…
В то же самое время в горах Севера Диди да Каза напевал шахтерам-крестьянам:
…
— А епископ? — спросил близнец. — Епископ знал, что он имел дело не с Перейрой? Это ведь все-таки был его крестник! Во всяком случае, ко мне он всегда обращался как к крестнику.
— Епископы не занимаются политикой, — ответил Калладо. Каждый раз, как Христос воскресает, они довольствуются тем, что вновь посылают его на крест, чтобы Святая Церковь длилась вечно, вот и все.
— Это к тому, что тебя ожидало с твоей историей воскрешения… — заметил между прочим полковник Рист.
— А народ? — наконец спросил близнец, голос которого понизился до шепота. — Народ верил в этих фальшивых Перейр?
— С народом гораздо сложнее, чем с отцом и епископом: народ делает вид, что верит в то, во что хотят, чтобы он верил, и делает это так правдоподобно, что иногда и сам начинает верить, что верит.
— Вплоть до того дня, когда он решает наконец начать думать, — добавил полковник Рист.
— Так что можно ожидать всего, чего угодно, — прокомментировал Калладо.
…
А в то же самое мгновение Диди да Каза пел:
…
— Ты со своей дурацкой революцией опять-таки не имел никаких шансов, — сказал Калладо. — Поскольку ты не смог бы удержаться от того, чтобы не ободрать их до костей, всех до единого: крестьян, шахтеров, торговцев, селян и горожан, и в конце концов перешел бы на людей состоятельных, через несколько лет они сделали бы вид, что верят в другого, и раздавили бы тебя, как Перейру…
Увидев выражение лица близнеца, Калладо воскликнул:
— Черт, ты что, даже не знал, что они разделали Перейру под орех после убийства твоего брата? Бедный малый, полный нуль, ты ничего не знаешь и ничего не понимаешь! Незначительный, однако, багаж для кандидата в диктаторы.
— …
— Во всяком случае, — сказал полковник Эдуардо Рист, — линчевав Перейру, они покончили с диктатурой.
— Конец эпохи, — заключил Калладо.
— …
И здесь государственные мужи раскрыли перед своим заключенным план, над которым они работали с самого отъезда Перейры в Европу: отдать власть народу, доверить ключ от их собственного дома всем этим Нене Мартинсам и Диди да Каза, а вместе с ключами и собственность на землю, а с собственностью на землю и заботу о недрах, а с заботой о недрах обязанность противостоять иностранным аппетитам…
— А отсюда, — продолжал объяснять Калладо, который начал входить во вкус гражданского образования, — и долг как следует выбирать депутатов и посадить в президентское кресло того из них, чей зад меньше всего притягивается магнитом к власти. Например, Нене Мартинса или, скажем, Диди да Казу.
…