Свинья была крупная и невообразимо грязная. Уверен, что Гонсалес приказал специально довести свинью до «нужной формы». В нужную форму привел ее и фельдшер – свинья безвольно тащилась, куда влекла веревка.
– Даю минуту на колебания, капитан. И ни секундой больше! – непреклонно сказал Гамов.
Фельдшер вытащил шприц. Трое солдат встали с боков и позади пленного. Оттолкнув солдат, он метнулся к стене. Там он со стоном блевал и корчился, потом утерся платком. Ни кровинки не было в его внезапно осунувшемся лице.
– Спрашивайте, полковник, – сказал он хрипло.
– Ваши настоящие имя и фамилия, капитан?
– Биркер Шток, – ответил пленный. – Вы назвали меня трусом и подонком, полковник. Но я не такой уж трус, чтобы бояться своего имени. И не такой подонок, чтобы прятать свои грехи под чужой фамилией.
– Первый вопрос, Шток. Почему четвертый корпус патинов у нас в тылу не двигается с места, а третий и пятый обнажают наши фланги?
Гамов задавал ясные вопросы, получал четкие ответы. Два корпуса патинов на наших флангах уже начали сдавать оружие родерам и теряют боеспособность. Но четвертый корпус оружия не сдал и не сдаст. Готовится второе соглашение, патины обещают выступить против своей недавней союзницы Латании, но выторговывают выгоды. Когда завершится торг, четвертый корпус патинов навалится с тыла на обе дивизии – «Стальной таран» и «Золотые крылья». Вот почему ему разрешают сохранять боеспособность. Разоруженным корпусам потом тоже возвратят оружие, но эта операция не скорая. И чтобы оберечь их от фланговых ударов добровольных и профессиональных полков Латании, их и отводят с такой поспешностью в тыл.
– Какие новости на Центральном фронте?
На Центральном фронте идет позиционная борьба между главными силами Кортезии и главными силами Латании. Две профессиональные армии Латании сдерживают натиск кортезов. Прибывающие из-за океана подкрепления направляются сюда. Центральный фронт скоро прорвут, и тогда откроется дорога на Адан. С падением столицы война завершится.
– Ваше мнение об оперативном руководстве наших войск?
– Из рук вон плохое, – не задумываясь, отозвался Шток. – С такими силами, что были у вас в начале войны, и не завоевать разоруженного Родера! Вы тащились по нашим дорогам, как паралитики. И когда к нам поступило оружие из Кортезии, мы сразу остановили вас. А если бы мы были еще до войны вооружены?..
– Тогда война вообще бы не началась – по крайней мере, с нашей стороны. Что вы скажете о нашем стратегическом руководстве, Шток?
– В Родере и генералы не занимаются стратегией, а я капитан.
– Тогда расскажите, куда вы так торопливо мчались на своей машине? И почему не приняли надежных мер охраны?
Об этом пленный рассказывал подробно. В третий корпус патинов пришел на двух машинах специальный груз из Адана – триста миллионов калонов. Огромная сумма денег адресована правительству Патины для оплаты закупок у населения. Деньги захватили как военный трофей и направили в Родер под охраной полка Питера Парпа. Биркер Шток, заместитель подполковника Парпа, задержался в третьем корпусе патинов для уточнения мест и времени сдачи оружия, потом догонял свой полк. Он ехал по территории, освобожденной от латанов и патинов, и не опасался нападения.
– Поскорей увезти к себе деньги вам казалось важней, чем завладеть всем оружием патинов?
– Естественно, полковник. На деньги можно достать любое оружие. А отобранное у патинов снаряжение ведь придется им же возвращать, когда они объявят вам войну. Но денег они уже не получат.
– Покажите по карте маршрут вашего полка.
Гвардейский полк Питера Парпа двигался по шоссе, огибающему с запада нашу дивизию. От наших позиций до шоссе было не меньше тридцати километров. Электроорудия на такое расстояние не били.
– Допрос окончен, капитан Шток, – сказал Гамов. – Если у вас есть какие-либо пожелания – высказывайте.
Шток вытянулся. Отвечал на вопросы он довольно спокойно. Но сейчас опять стал волноваться.
– Один вопрос и одна просьба, полковник.
– Слушаю вопрос.
– Вы пригрозили мне немыслимым унижением, которое опозорило бы не только меня, но и вас как офицера… Я не выдержал… Но ведь если бы вы… фельдшер держал шприц… Показания отравленного – те же, но снимают обвинение в измене, ибо совершаются в состоянии…
– Нет, не те же, Шток, – резко оборвал Гамов. – В состоянии полубессознательном вы многое могли не припомнить, точно не указать. Слушаю просьбу.
Шток вытянулся еще сильней.
– Прикажите расстрелять меня, полковник.
Гамов не скрыл, что поражен.
– Аргументируйте свою странную просьбу, капитан.
– Что же странного?.. Я нарушил присягу, выдал военные тайны. Среди своих я пустил бы себе пулю в сердце. Среди врагов я не могу разрешить себе такого малодушия, да и оружия нет. Но умереть от пули врага не бесчестье, а воинская судьба. Хочу своей кровью смыть хоть часть вины…
– Вы будете жить, капитан Шток. Вы еще понадобитесь мне.
Конвой увел пленного из штаба. Гамов рассматривал карту.
– Ваше мнение, друзья? Окружение, удар вчерашнего союзника нам в тыл… И триста миллионов калонов, бездарно врученные врагу…
– Окружение предотвратить вряд ли сможем, – сказал я. – А если бы и удалось прорваться, то поставили бы под удар «Золотые крылья», а они и так потрепаны. Деньги надо отбить.
– Надо. Как и когда?
– Сперва когда. Сегодня ночью, пока Парп далеко не ушел. Он движется по своей территории, вряд ли торопится. Теперь – как? Силами нашего диверсионного отряда. Поведу его я. Имеете возражения?
– Только дополнение. С вами пойду и я.
– И еще капитан Прищепа, – сказал я. – Без его разведчиков незаметно не подобраться к Питеру Парпу.
– Альберт, свяжитесь с дядей, – сказал Гамов. – И попросите, чтобы центральное стереовидение сделало передачу такого примерно содержания. Добровольная дивизия «Стальной таран» генерала Прищепы и полковника Гамова, – Гамов подчеркнул голосом свою фамилию, – попала в полное окружение. На выстроенную дивизией оборону накатываются неприятельские полки, но находят свою гибель у ее валов. Стойкая оборона дивизии цементирует наш западный фронт, сильно заколебавшийся после подлой измены патинов.
Пеано засветился самой яркой из своих улыбок.