Джедсона отвели на другой конец селения. Там на поле стоял небольшой транспортный самолет. Джедсону развязали руки и втолкнули его в грузовой люк. Затем подвели еще несколько человек, проделали с ними то же самое, и самолет поднялся в воздух. Пленные, судя по внешнему виду, были крестьянами, и Джедсон не решился заговаривать с ними по-английски. «Еще придушат», — подумал он.
В дрольфийском аэропорту пленных посадили в грузовик и повезли в город. Машина остановилась у серого мрачного здания, обнесенного высоким забором с колючей проволокой. Это было нечто вроде пересыльной тюрьмы. Здесь Джедсона лишили его шикарного, хотя уже и изрядно потрепанного, костюма и облекли в серую робу с нашитым номером, после чего отвели в большую камеру. На нарах вдоль стен и просто на полу размещалось человек сорок. На Джедсона никто не обратил внимания. Тот осторожно присел в уголке и обвел глазами соседей. Один из них выглядел человеком интеллигентным.
— Скажите, — спросил его Джедсон, — что с нами будет?
— Продадут, разумеется, — ответил тот по-английски, явно удивленный вопросом. — Или император издал новый закон?
— Не знаю я никаких законов! Я землянин.
— Тише! — воскликнул шепотом собеседник Джедсона. — В последнее время в империи идет шовинистическая кампания. Особенно культивируются антиземлянские настроения. Запомните: для всех вы горриец. Здесь никто не знает горрийского языка, и потому никому не покажется странным, что вы можете изъяснятся только по английски.
— Но ведь за убийство землянина полагается большой штраф!
— Штраф платит государство, а находящиеся здесь особой любовью к нему не пылают, иначе не попали бы сюда. Вы понимаете, национальное и государственное самосознание — не одно и то же.
— Так это все дрольфийцы?
— В основном да, политические и уголовные. У нас преступников не кормят даром, содержа в тюрьмах; у нас они работают в рабстве, принося пользу обществу.
— А сами вы?
— Тоже дрольфиец. Попал за свои демократические убеждения, — узник понизил голос. — Хилс думает, что ему удастся поднять страну за счет заключенных. За последние триста лет до Контракта ни разу не было таких репрессий. Но я еще не спросил, как вы попали сюда?
Джедсон на минуту задумался и решился.
— Я — лантрийский президент, — сказал он. — Мой вертолет потерпел аварию над захваченной территорией, а мой советник предал меня.
— А, так вы есть тот самый бездарный политик? Нечего обижаться, я называю вещи своими именами. Небось, оказали сопротивление солдатам? Вы вели себя, как последний идиот. Сколько вам осталось править?
— Почти две недели.
— Ваше счастье.
— Но за эти две недели с меня же сдерут деньги!
— Однако это лучше, чем пожизненное рабство, к которому приговорен я!
— взорвался узник. Некоторое время он молчал, затем спросил примирительно:
— Ваша фамилия Джедсон?
— Да.
— Моя Корг. Впрочем, возможно, когда-нибудь мне удастся выкупиться. Ваше счастье, что вы землянин! В соответствии с дрольфийскими традициями плененные правители обращаются в пожизненное рабство без права выкупа.
Джедсон подумал почти с благодарностью о ТТТ, гарантировавшей возвращение по окончании срока контракта.
— Когда нас продадут? — спросил он.
— Завтра. Вы кто на Земле?
— Служащий.
— Значит и вас ждет моя судьба. Ведь вы ничего не умеете?
— Как это — ничего?
— Технического образования у вас нет, за станком вы стоять не умеете, да и для физической работы не приспособлены. Ни один предприниматель на нас не позарится. Нас купит государство. А оно, в отличие от предпринимателей, о своих рабах совершенно не заботится.
— А вы, значит, тоже ничего не умеете?
— Почти что так, — усмехнулся Корг. — Я — доктор исторических наук, профессор Таудорского университета. Но империи не нужны гуманитарии, особенно такие, как я.
— Почему?
— Потому что я, как историк, вижу всю бессмысленность хилсовской затеи. Он думает создать сверхдержаву без материальной базы, без последовательного развития, только на подневольном труде, военной силе и энтузиазме.
— И своем богатстве.
— Да, этот авантюрист ни перед чем не останавливается. Он считает, что его личный вклад дает ему право ставить эксперименты над целым народом. Что ж, путем колоссальных усилий и народных страданий ему удастся временно достигнуть успеха. Но затем наступит неминуемая остановка, регресс, развал и катастрофа.
— Как вы смело говорите! А если я провокатор?
— Во-первых, я навидался этой мрази достаточно, чтобы быстро распознавать. А во-вторых, мне фактически уже нечего терять. Я ведь ООПП — особо опасный политический преступник. Хуже этой статьи только ПТ — политический террорист, но это уже расстрел без апелляций, и если меня сразу не подвели под эту статью, значит, и не собираются подводить. И вообще, давайте спать. Скоро вы будете лишены этого удовольствия на две недели, а я… — доктор махнул рукой.
На следующий день состоялась распродажа. Как и предсказывал Корг, Джедсона купило государственное предприятие. В тот же день его отправили на какой-то карьер, расположенный довольно далеко от столицы. Потянулись ужасные дни. Работать приходилось без всякой механизации, под кнутом надсмотрщика, еду отбирали рабы из уголовников — каждый политический был обложен таким «налогом». Первые два дня Джедсон платил «налог» почти с удовольствием, так как привык к президентской кухне, но потом даже местная баланда стала возбуждать в нем аппетит. Спать приходилось на полу — все нары в бараке были заняты. Однако государство, лишив рабов элементарных условий существования, продолжало заботиться об их идейно-политическом воспитании, периодически поставляя им газеты. Из этих газет Джедсон узнал, что экспансия империи превратилась в настоящее триумфальное шествие, государства сдаются без боя, президенты один за другим подписывают документы, подобные предложенному некогда Джедсону, и живут до конца срока хоть и не в роскоши, но на свободе. Много раз проклинал себя Джедсон за свое тщеславие, но однажды газетная статья довела его до безумия. Он рычал от ярости и молотил кулаками по полу. Статья сообщала, что губернатором обширной области, в которой находился и карьер — каторга Джедсона, назначен некто Роэс Эрайде, оказавший большие услуги империи в деле обнаружения лантрийского золотого запаса и валютного фонда.
В первый же день работы на карьере Джедсон начертил на стене двенадцать полос — число оставшихся до конца срока дней — и каждый день зачеркивал по одной. Наконец незачеркнутой осталась только одна полоса. Джедсону вспомнилась сцена подписания контракта в офисе ТТТ.
«Зачем я подписывал его на 92 дня, — ругал себя Джедсона. — Три месяца могли составить и 91 день! Тогда сейчас я уже был бы в звездолете!»
В этот день город отправили партию рабов для доставки на карьер продуктов и оборудования. К этой партии присоединили и Джедсона. Поздно вечером он уснул в какой-то городской казарме, совершенно уверенный, что проснется уже свободным. Однако на утро ничего не изменилось. Его разбудили ничуть не менее грубо, чем остальных рабов, и вывели на улицу в сопровождении охранников. Проходя мимо здания представительства ТТТ, Джедсон бросил на него полный ненависти взгляд… и застыл на месте от ужаса.
Двое рослых дрольфийцев, стоя на лестницах на уровне второго этажа, ломами сбивали с фасада гигантские буквы «ТТТ». Одна за другой они с грохотом рухнули на асфальт и разлетелись на миллионы осколков.
Мимо пробежал мальчишка-газетчик.
— «Правительственный вестник»! «Правительственный вестник»! Конец тридцатилетнему рабству! Император Александр выкупил планету из концессии! Да здравствует Дрольфийская империя — суверенное всепланетное государство! Последние представители ТТТ покидают Вирт! «Правительственный вестник»!
Чувствительный укол под лопаткой вывел Джедсона из оцепенения. Он обернулся. За его спиной стоял ухмыляющийся дрольфийский легионер с копьем в руке и бластером через плечо.
— Ну, чего стоишь? Кричи: «Да здравствует император Александр!»