Джедсон с неохотой обернулся. Распахнулись двери, послышалось звяканье и бряцание, и вошли трое военных. Первого из них президент узнал: он встречал Джедсона на космодроме. Теперь на нем не было ленты, зато шпага в золоченых ножнах была на своем месте, ничуть не хуже отданной Джедсону — или, может быть, та же самая? Черный мундир был еще великолепнее: к золотым галунам и эполетам прибавились золотые аксельбанты, количество которых делало генерала похожим на парусник в полной оснастке; обе стороны груди генерала были увешаны орденами. Все это вздрагивало, колыхалось и звякало при каждом его шаге. Второй военный был в белом мундире с серебряной шпагой и эполетами без бахромы, его ордена умещались на одной стороне груди. Наконец, третий выглядел совсем не внушительно: он был не в парадном мундире, а в зеленом френче, вместо эполетов довольствовался погонами, не имел шпаги, но имел пистолет в кобуре, а вместо орденов грудь его украшали перенятые у землян орденские планки. На рукаве у него был черный угловой шеврон. Эрайде представил прибывших:
— Верховный главнокомандующий и военный министр генерал Зимонс-Дель,
— он указал на черного, тот звякнул, вытягиваясь, — министр внутренних дел генерал Бин, — им оказался белый, — и министр госбезопасности и шеф Черного Легиона генерал Морт.
Не открывая своего незнания о Черном Легионе в присутствии генералов, президент обменялся с ними демократичными рукопожатиями. После нескольких малозначительных фраз президент не стал их задерживать.
— С государственными делами покончено, — сказал Джедсон. — А нет ли у вас чего-нибудь… — он сделал популярный на Земле жест. Эрайде тоже его понял.
— Сейчас принесут отличного земного коньяку.
За коньяком беседа оживилась.
— А что такое Черный Легион? — спросил Джедсон.
— Ваша личная гвардия, — ответил Эрайде, наполняя рюмочку.
— И этот… как его… Морт — командир?
— Шеф. Командир — Килт. Сейчас я его вызову.
Килт оказался рослым детиной; форма его весьма походила на мортовскую, но шеврон был в два раза тоньше, погон был один и черный, а орденов не было вовсе. Спросив, все ли благополучно, Эрайде отпустил Килта.
— Тогда почему бы шефом не быть мне? — поинтересовался Джедсон.
— Президент не должен заниматься такими мелочами. К тому же они все прекрасно справляются со своими обязанностями. Вот, взгляните, схема постов.
Первый советник протянул президенту схему дворца и сквера и принялся тыкать в нее пальцем.
— У главных ворот, у задних ворот, здесь, здесь и здесь… в сквере тут и там… парадный вход, черные входы… лестничные площадки… Вы защищены надежно.
— Да, верно, — согласился Джедсон, думая, что, в случае чего улизнуть из дворца будет затруднительно.
— А могу я изменить посты?
— Да, но лучше согласовать это с командиром — Легион подчиняется непосредственному начальнику.
— А могу я сменить командира?
— Да, но поставьте в известность шефа…
— А если и шефа, и весь триумвират… того? — Джедсон засмеялся пьяным смешком.
— Разумеется. Ведь это самые обычные министерства, только обладающие особыми полномочиями.
— Значит, я всех могу сменить?
— Вплоть до самого себя!
Глаза президента мигом потускнели. Он навалился на столик:
— Нехорошо шутите, мистер советник.
— Простите, ваше превосходительство…
Пьяное превосходительство откинулось назад в кресло.
— А как эти генералы называются по-вашему? — спросил он.
— Генералами и называются. За тридцать лет Контракта у нас произошло полное оземнение. Все государственные должности имеют земные названия, большинство населения знает английский.
Президент быстро хмелел — в отличие от Эрайде, который, как и все виртианцы, был мало восприимчив к алкоголю. Своего обещания относительно государственной символики Джедсон в этот вечер, разумеется, не выполнил. Меж тем у дворца столпились любопытные, ожидая поднятия нового флага. Эрайде вызвал первого секретаря и приказал поднять национальный флаг, столь непонравившийся Джедсону.
На другой день Джедсон, увидев флаг, вызвал к себе Эрайде.
— Почему подняли флаг без согласования со мной?
— Видите ли, вчера было трудно провести согласование с вами.
— Попрошу без намеков! Флаг сменить.
— Ваше превосходительство, это национальная традиция… Президент поднимает свой флаг в первый день правления. Дальнейшее изменение флага — подрыв авторитета президента…
— Что вы ко мне прицепились со своими традициями? Ну хорошо, пусть будет незначительное изменение… Выкиньте змею, пусть меч держит леопард, стоящий на задних лапах. Что у вас обозначает леопард?
— Ваше превосходительство, на Вирте нет леопардов.
— Вот и отлично, исполняйте!
— В полдень должен быть исполнен гимн.
Джедсон поморщился. Сочинять гимны он не умел.
— Есть хороший английский перевод национального?
— Пожалуйста.
Президент прочитал и нахмурился:
— Тут есть странные места… «Вставайте на бой за освобождение», «мы не подчиняемся тирании» — что это за намеки?
— Вы, наверное, обратили внимание, что наша республика называется сепаратной. В свое время мы отделились от соседней Дрольфийской империи — не без борьбы, разумеется. Тогда и создан гимн.
— Что это за империя?
— Одна из рабовладельческих империй Вирта, пожалуй, сильнейшая. В то время находилась в упадке, ее ждала участь вашего Рима. Но земляне резко преобразили империю. Теперь она весьма развита, хотя отсталый общественный строй сказывается — их технические достижения куда скромнее наших.
— Кто император?
— Сейчас некий Александр Хилс, прилетел в один день с вами.
Джедсон вспомнил, что в списке пассажиров «Вирджинии» ему попадалась фамилия Хилс, но он тогда не обратил на нее внимания.
Исполнение гимна Джедсон разрешил. Таким образом, за несколько минут он совершил две ошибки: во-первых, изменив национальный герб и флаг на свой, несуразный, ибо и без того вытянутый щит увеличился еще на длину леопарда, и нарушились все пропорции; во-вторых, разрешив национальный гимн, он уверил народ в будущем демократическом правлении. Опасно бывает не оправдать ожидания народа. Для диктатора самый опасный момент тогда, когда он заделается вдруг либералом: те, кто одобрял его за сильную власть, отшатнутся от него, оппозиция же немедленно устроит революцию. Сходная судьба может ждать и либерала, решившего сделаться диктатором.
Джедсон пожелал осмотреть дворец. Из президентских покоев он и Эрайде вышли в парадную залу. Блестел паркет, сияли зеркала. В дальнем конце стояло золоченое кресло, которое можно было бы принять за трон, если бы не находившийся перед ним стол, совершенно не вписывавшийся в окружающую обстановку.
— Стол убрать, — распорядился Джедсон.
— Но в парадной зале проходят деловые приемы… Стол может понадобиться…
— Убрать.
— Хорошо, — поклонился Эрайде.
— Скажите, — спросил Джедсон самым непринужденным тоном, — это в этой зале президента Сеано…
— Да, — ответил Эрайде, — на этом самом месте, где мы стоим.
— Это при вас было? — спросил Джедсон неприязненно, делая шаг в сторону.
— Да, я был его первым советником. Но беда в том, что президент Сеано не желал слушать ничьих советов… Вам что говорили о причинах переворота?
— Что Сеано сделал ставку на силы госбезопасности, а те не пожелали ссориться с народом…
— Чушь, как и всякая официальная версия, — отрезал первый советник. — Силы госбезопасности никогда не боятся поссориться с народом, потому что это народ смертельно боится поссориться с силами госбезопасности. А Сеано вздумалось вдруг менять триумвират… Если вы захотите менять состава триумвирата, лучше всего замените Зимонс-Деля на его заместителя Крэга, а Зимонс-Деля назначьте его заместителем… Но это еще полбеды: Сеано решил лишить триумвират какой бы то ни было власти и всю власть взять себе. Более того: ему вздумалось судить прежних членов триумвирата и приговорить их к казни как врагов и изменников…
— Тут-то и произошел переворот?
— Нет, сперва новый триумвират утвердил приговор и привел его в исполнение, а потом уже произошел переворот.