– Жабы?! Змеи?! Круто! – донесся из трубки сдвоенный крик.
Я поняла, что Ирка тоже разговаривает по громкой связи.
И точно: к восторженным воплям башибузуков, чрезвычайно воодушевленных перспективой встречи с редкими земноводными, добавился хорошо поставленный голос Марфиньки:
– А в пятницу, имейте в виду, мы все идем в театр!
– Я в пятницу не могу, у меня тренировка, – быстро сказал мой сын, опасливо глянул на меня и добавил: – Сдвоенная. Четыре часа бальных танцев, какой уж тут театр. – И он заранее обессиленно поник, показывая, как измучит его предстоящее занятие.
– И я, и я не смогу! – поспешил заявить Колян. – У меня… это… ну… Одно очень, очень важное дело.
Я посмотрела на него насмешливо.
– Даже два важных дела! – сказал он. – Потом скажу какие. Это пока секрет.
Сын тихо хмыкнул. Он тоже прекрасно понял, что папа просто затруднился с ходу придумать уважительную причину, позволяющую уклониться от коллективного культпохода.
– А в какой театр? – уточнила я у телефонной трубки.
Санкт-Петербург – культурная столица России, театров тут – как блохастых собак. Нет, больше, потому что за гигиеной своих питомцев петербуржские собачники старательно следят, я за три года жизни в городе на Неве ни одного неухоженного пса не наблюдала. А вот театров повидала несколько десятков – и профессиональных, и любительских, и учебных. Самодеятельные коллективы часто выступают на плохо оборудованных сценических площадках и в чисто символических декорациях. Запускать в такие залы башибузуков опасно: может случиться непоправимая убыль реквизита, а то и вовсе хана театру придет.
– Конечно же, в МОЙ театр! – ответила Марфинька с важностью Карабаса-Барабаса, владельца популярной кукольной труппы.
– А, ну, это крепкое здание девятнадцатого века, оно уже много чего пережило. – Я успокоилась. – А что дают? И надо ли покупать билеты, или у тебя будут для нас контрамарки?
– У меня лично есть приглашение бенефицианта. – Важности в голосе Марфиньки не убавилось. – Правда, оно только на два лица, но все остальные, я уже договорилась, пройдут как статисты. Вы не потратите ни копейки, более того, это вам заплатят за съемочный день. Бенефис будут снимать для телевидения, так что публика в зале нужна приличная и колоритная. Не поленитесь принарядиться, пожалуйста.
– И много заплатят? – заинтересовался Колян.
Видимо, его еще не придуманные дела на самом деле могли и потерпеть.
– По семьсот рублей.
Озвученная сумма не вызвала бурных восторгов ни на этом конце телемоста, ни на другом.
– Дети, если вы будете хорошо себя вести, обещаю отдать свой гонорар вам, так что вы получите по тысяче рублей карманных денег на брата, – услышала я голос Ирки.
– А бенефис – это сколько часов? – шепотом уточнил у меня муж.
– С учетом съемок? Боюсь, все шесть, а то и восемь, – так же тихо ответила я.
Но подруга в трубке меня услышала и прокомментировала вполне удовлетворенно:
– Целый день примерного поведения, да еще и без затрат с моей стороны? Прекрасный вариант, мы согласны!
– Если дети будут вести себя хорошо, могут рассчитывать и на мой гонорар, – пообещала я.
Манюня и Масяня в трубке издали радостный вопль, каким воинственные индейцы могли бы приветствовать появление на горизонте каравана фургонов мирных переселенцев. Ирка одобрительно хмыкнула, а мой муж весьма скептически молвил:
– Я бы не стал на это надеяться.
– Ты и не стал. – Я напомнила, что он безответственно уклонился от участия в культурно-массовом мероприятии, и Колян предпочел сменить тему.
Однако позднее выяснилось, что муж мой, мудрый человек, был совершенно прав.
– Чей-чей это бенефис? – Я присмотрелась к афише.
Персонаж, изображенный на ней, больше всего походил на сильно потрепанного жизнью престарелого Амура: его крутые кудри сверкали начищенным серебром, но дряблые щечки рдели райскими яблочками.
– Бориса Барабасова, – ответила Марфинька и мимоходом фамильярно щелкнула нарисованного дедушку Амура по крючковатому носу.
– Того, который в ваших святцах зовется Барбариской? – Я оглянулась на тетушку. – И с которым Марфинька всегда не ладила?
– Когда это мы с Барбариской не ладили? – Марфинька, услышав мои слова, притормозила на мраморной лестнице и всем своим видом выразила несогласие со сказанным.
– В ваших анекдотах он предстает в нелестном виде, – напомнила я.
– Мы не просто не ладили! – Марфинька мотнула головой, и длинные серьги-висюльки в ее ушах полыхнули яростным блеском. – Мы враждовали! Сражались в кровь, бились насмерть!
– За роли? – не поняла Ирка. Она шла медленно, крепко держа за руки сыновей и сдерживая их разрушительные порывы. – Но вы же разного пола, как могли конкурировать?