Меня разбудила хлопнувшая входная дверь. Пегги ушла, подумал я, но услышал, как звякнули ключи, брошенные в фарфоровое блюдо в прихожей.
– Дороти? – окликнул я.
– М-м-м? – На ходу читая открытку, найденную в корреспонденции под почтовой щелью, сквозь арочный проем жена вошла в гостиную: – Ох! Ты заболел?
– Чуток рассопливился. – Я с трудом сел и посмотрел на часы: – Сейчас пять!
Дороти не поняла:
– У меня пациент не явился.
– Я проспал весь день!
– На работу не пошел? – спросила Дороти.
– Пошел, но Айрин отправила меня домой. Жена фыркнула: она знала характер Айрин. – А потом пришла Пегги, принесла суп. Опять фырканье: она знала и Пегги. Дороти бросила почту на журнальный столик и скинула сумку с плеча. Дамские сумочки она не признавала и вечно ходила с битком набитой потертой сумкой коричневой кожи – в старых черно-белых фильмах такие носили шпионы. На белой врачебной куртке виднелся диагональный след от ремня. Дороти часто принимали за повара, только не главного. Порой меня это смешило, но не всегда.
Дороти прошла в кухню, чтобы перекусить крекерами. Она всегда завершала свой рабочий день ровно шестью крекерами – «рекомендованной порцией», указанной на упаковке. Жена моя рабски следовала подобным рекомендациям, даже если это касалось половинки кекса (но дело далеко не всегда ограничивалось питанием).
Да вот беда, в тот день крекеров на месте не оказалось.
– Ты не видел мои крекеры? – из кухни крикнула Дороти.
– Что? Нет. – Я спустил ноги на пол и закутался в «плед».
– Не могу найти. На столе их нет.
Я промолчал, поскольку сказать было нечего. Через секунду Дороти возникла в дверном проеме:
– Ты убирался в кухне, что ли?
– Кто, я?
– Столешницы пустые. Ничего не могу найти.
Я поморщился:
– Наверное, Пегги постаралась.
– Лучше не лезла бы. Куда она подевала крекеры?
– Понятия не имею.
– Я посмотрела в шкафах, в кладовке…
– Позже найдутся, – сказал я.
– А сейчас что мне есть?
– Может, сухарики?
– Я не люблю сухарики, я хочу крекеры. Я примостил голову на диванную спинку.
Если честно, тема уже слегка притомила.
К несчастью, Дороти это заметила:
– Может, тебе все равно, но я весь день ничего не ела. Только кофе выпила! Я оголодала.
– А кто виноват-то? – возразил я. (Мы уже не раз это обсуждали.)
– У меня столько дел, что некогда поесть.
– Дороти, с раннего утра до позднего вечера ты живешь на кофе с сахаром и сливками. В основном на сахаре и сливках. А еще врач!
– Да, я врач. И очень усердный врач. У меня ни минуты свободного времени.
– Другие тоже очень заняты, но как-то исхитряются подкрепиться.
– Возможно, у других совести меньше.
Дороти подбоченилась. Сейчас она слегка смахивала на бульдога. Раньше я этого не замечал.
Ну почему, почему, почему надо было это заметить именно в тот день? Почему я не сказал: «Милая, ты, конечно, проголодалась и поэтому злишься. Давай-ка пойдем на кухню и чем-нибудь тебя покормим»?
А вот почему. Из-за ее следующей реплики:
– Кто бы говорил! К тебе-то вон няньки бегают с домашним супчиком.
– Вовсе не домашним, а консервированным. И я не просил. Я и есть-то не хотел. Так и сказал Пегги: есть не хочу.
– А тогда зачем она поперлась в кухню?
– Приготовила мне чай.
– Чай! – Дороти скривилась, как будто я сказал «опий». – Она сделала тебе чай?
– А что такого?
– Ты же не любишь чай!
– Это лечебный чай, для горла.
– Ах, для твоего горлышка! – с притворным сочувствием проговорила Дороти.
– У меня ангина.
– Заурядная ангина, но все всполошились. Почему оно так всегда? Толпы преданных сиделок наперегонки бегут о тебе позаботиться.
– Ну к-к-кому-то надо этим заняться, – сказал я. – Ты-то не очень обо мне заботишься.
Дороти промолчала. Затем развернулась, взяла свою сумку и вышла на веранду. Было слышно, как она шваркнула сумку на стол и села в скрипнувшее вращающееся кресло.
Дурацкая ссора. Временами размолвки у нас случались. А у кого их не бывает? Мы же не в сказке живем. Однако именно эта ссора выглядела особенно глупой. По правде, я терпеть не могу, когда обо мне пекутся, и нарочно выбрал себе не заботливую жену. А Дороти вовсе не против, чтобы кто-нибудь сделал мне чай. Она даже, наверное, рада. И вот идиотская перепалка из-за ничего, но теперь каждый забился в свой угол и не знает, как из него выбраться.
Закряхтев, я встал с дивана и через прихожую прошел в спальню. Беззвучно притворил дверь, сел на кровать, скинул ботинки и снял фиксатор. (Я ношу полипропиленовый фиксатор голеностопа.) Липучки затрещали, и я сморщился: Дороти догадается, что я укладываюсь в постель, а хотелось, чтобы она маленько помучилась – чем я там занят?