Комендант Кремля Гонсевский не дремал, вышел смелой вылазкой. В спину казакам Заруцкого ударил вернувшийся из Переславля Ян Сапега. Трубецкого тоже отогнали. Блокаду сняли. Сапега победителем въехал в освобожденный Кремль.
Удостоверив безопасность появления на вече крестным целованием, новгородцы посадили на кол доверившегося им наместника Ивана Салтыкова. В ночь на 16 июля Делагарди малой кровью овладел Великим Новгородом. На семь лет Новгородская земля возвратилась под шведскую корону, чего не случалось со времен Холмграда.
Новгородцы, ожидая для всей России с прибытком перекрещенного Карла – Филиппа, взяли с Делагарди обещание хранить их древние обычаи. Подтвердили архиепископа брошенным на вече жребием и написали в Москву, указав вернуть увезенную дедом Грозного Знаменскую икону и Софийский колокол - знаки независимости.
19 октября желавшее казаться победоносным польское коронное войско вошло в Краковское предместье. Толпы зевак приветствовали вельмож, ехавших в шестидесяти каретах, и конную дружину под развевающимися ало – белыми знаменами. Копыта лошадей цокали в такт бравурной музыке.
В роскошной коляске без верха, влекомой шестью белоснежными турецкими аргамаками, стоял, одной рукой опершись на саблю, другой – помахивая, коронный гетман Жолкевский. Сразу за гетманом в открытой колеснице везли переодетого в меловую золотую епанчу знатнейшего пленника – русского царя Василия Шуйского. Рядом с царем сидели первые бояре, его родные братья: государственный воевода Дмитрий Шуйский и Иван (Пуговка) Шуйский. Оба в жемчужных ризах, переданных им из Смоленска. Над мелкими тщедушными пленниками стоял с занесенной саблей верзила – капитан польской гвардии.
За колесницей с Шуйскими в особенных каретах, тоже без верхов – для видимости, показывали смоленского архиепископа Сергия, воеводу Шеина, превращенных из послов в пленных - тушинского патриарха Филарета, князей Голицына и Мезецкого. Варшавянам, незнакомым с ходом кампании, представлялось, будто русского царя с братьями и патриарха взяли в Смоленске.
Василий и его братья его снимали перед публикой надетых на них лисьих шапок. У Василия была черная, у братьев – дымчатые. Шуйские смущались, как держаться. Неизвестно, кто подал пример, но три брата галантно заулыбались и закланялись. Возможно, они хотели казаться европейцами, а не людьми лютого нрава из дикой родины. Остальные пленники не последовали галантному примеру: кто тупился, кто не знал, куда глаза деть, кто плевал или смущенно улыбался.
Король и королева сидели на троне во дворце, ожидая процессию. Сбоку на малом стульчике сидел королевич Владислав. Ниже его – члены королевской фамилии.
В патетической тишине гетман Жолкевский ввел царя Василия, зажавшего в руке шапку. Взор Шуйского блуждал. Приписали: искал присутствующего Юрия Мнишека.
Гетман разразился многословной речью, где все свои московские победы приписал королю. Дивился его мужеству и твердости, проявленными в исключительных обстоятельствах. Судя по Жолкевскому, король превзошел целый мир, равняясь разве что римскому консулу Павлу Эмилию.
Указав на Василия, Жолкевский сказал:
- Вот он, великий царь Московский, наследник московских царей, которые столько времени своим могуществом были страшны и грозны польской короне, нашим королям, турецкому султану и всем соседним государствам. Вот брат его Дмитрий, предводитель шестидесятитысячного войска, мужественного, храброго и сильного. Недавно еще они повелевали царствами, княжествами, областями, множеством подданных, городами, замками, неисчислимыми сокровищами и доходами. Но по воле и благословению Господа Бога мудростью вашего величества, мужеством и доблестью польского войска ныне стоят они жалкими пленниками, всего лишенные, обнищалые, поверженные. Падая на землю, они молят о пощаде и милосердии.
При этих словах сохранявший тупое спокойствие низложенный склонился в земном поклоне, приложил правую руку к губам в неуместном воздушном поцелуе. Дмитрий Шуйский ударил пол челом, а князь Иван – так три раза и с рыданием.
Гетман поручал пленников королевскому великодушию:
- Ваше величество, я вас умоляю за пленников. Окажите им свое известное милосердие. Помните, что счастье непостоянно, и никто из монархов не способен назвать себя счастливым, пока не окончит земного поприща.
По окончании речи пленников допустили до королевской руки. Они целовали. После выступил канцлер и маршал посольской «избы». Оба хвалили Сигизмунда, гетмана и польскую нацию.
В заключение поднялся со своего места Юрий Мнишек. Он вспомнил о вероломном убийстве Димитрия, коронованного и всеми признанного. Говорил об оскорблении своей дочери, предательском избиении и заточении гостей, приехавших на царскую свадьбу. Требовал правосудия. Мнишек обращался и к Василию, но тот не отвечал. Стоял молча. Паны тоже молчали. Все сострадали пленным.
Сразу после триумфа свершилось королевское правосудие: Шуйских заключили в Гостинский замок под Варшавой. Василий там и умер 12 сентября 1612 года. Сообщают: больше от огорчения, чем стеснений. Дмитрий Шуйский скончался в следующем году, чуть позже оставила свет его жена Екатерина (Скуратова).
Князь Димитрий Пожарский воевал за Ляпунова. В составе первого ополчения он был ранен на Лубянке в зажженном Белом городе. Лечиться Пожарский уехал в свою вотчину Линдехе, в ста двадцати верстах от Нижнего Новгорода. К нему явились архимандрит нижегородского Печерского монастыря Феодосий и дворянин Ждан Болтин, приглашая вместе с земским старостой Козьмой Мининым – Сухоруком возглавить местное ополчение. Пожарский согласился стать воеводою при Минине, казначее.
Нижегородцы держались Ляпунова, но когда того убили, не согласились быть ни с псковским вором, ни с Заруцким, Мариной и ее сыном. Пожарский списался с Делагарди, обещаясь возвести шведского принца. Владислава и поляков в Нижнем ненавидели.
Когда в Москву дошли слухи о втором ополчении, поляки подступили к Гермогену, требуя написать в Нижний, потребовать остаться верными думской присяге.
Патриарх отвечал:
- Да будет нижегородцам милость Господа бога, а от нашего смирения благословение. На изменников излиется от Бога гнев, и будут они прокляты в сем веке и в будущем.
За это Гермогена стали содержать в большей тесноте и томить голодом. 17 февраля 1612 года он умер в Чудовом монастыре по скорбям, немощи и истощению.
В апреле 1612 года нижегородское ополчение перешло в Ярославль. Сюда пришло тайное письмо от Трубецкого, готового от Заруцкого перейти к Пожарскому. Минин со всей страны просил деньги и получал на движение пятую часть имущества.
В ополчении были нелады, старшинства Пожарского не слушали. Тогда он призвал бывшего ростовского митрополита Кирилла, жившего в Троице – Сергиевой лавре на покое. Митрополит остался при войске, молитвами и воззваниями укрепляя Димитриево единовластие. Порешили: идти не именем шведа, но кого Русская земля опосля выберет.
Во время осмотра князем пушек злодей от Заруцкого ударил Пожарского ножом в живот. Скользнул лезвием по кафтану Димитрия, попав сообщнику в бедро. Обоих перехватили. Берегли, уличая атамана с Мариною.
Пройдя через Ростов и Переславль, Пожарский остановился в Сергиевой лавре. Там получил благословение архимандрита Дионисия, сменившего Иосифа, командовавшего братией в осаду.