Мы спускаемся по лестнице, и я скрещиваю руки на груди, пытаясь согреться. Я смотрю на Карвера, предполагая, что он собирается дать мне какие-то инструкции или хотя бы намекнуть, что, черт возьми, происходит, но, встретив его жесткий взгляд, он просто продолжает идти.
Я вздохнула и молча последовала за ним, напряжение между нами росло с каждым шагом, или, может быть, это просто потому, что с каждым шагом мои ноги, кажется, только чуть больше мерзнут.
Мы добираемся до его подъездной дорожки, и я внимательно наблюдаю, как он вводит код 0225, мгновенно запоминая его. Ворота медленно открываются, и пока я стою на месте, ожидая ублюдка, мои ноги, кажется, скрежещут по холодной подъездной дорожке. Когда я смотрю на Карвера, я понимаю, что он тоже босиком и, вероятно, страдает так же сильно, как и я.
Мы, наконец, проходим через ворота, и я следую его примеру, когда он поворачивает направо и начинает идти по длинной тропинке. Я оглядываюсь через плечо, ожидая свернуть в другую сторону, к главной дороге, но молчу и позволяю ему вести, надеясь, что он не собирается загнать меня в ловушку и не пожалеет о своем решении дать ему шанс.
Чем дальше мы идем, тем громче становится тишина, и по мере нарастания напряжения я ловлю себя на том, что забываю о холоде и думаю о числе — 0225. Это просто число или есть какое-то значение? Может свидание? 25 февраля. Интересно, это его день рождения, может годовщина его родителей или что-то в этом роде. В любом случае, номер теперь врезался в мой мозг, как дрянная песня из девяностых.
Мой разум блуждает с бесконечными возможностями. К тому времени, когда мы добираемся до массивного дома в конце дороги, я убеждена, что 02.25 — это дата, когда Карвер потерял девственность. Возможно, тридцатитрехлетней сладкоежке, которая искала хорошего траха, прежде чем пойти домой, чтобы притвориться, что ее шестидесятилетний муж может удовлетворить ее в постели.
— Что мы здесь делаем? — спрашиваю я, когда Карвер вводит код от массивных ворот снаружи, снова вводя те же цифры — 0225 — и действительно забивая мне голову. Я могла бы поклясться, что код, который Круз ввел в ворота на прошлой неделе, был другим. Может быть, они изменили его, или, возможно, у всех мальчиков есть отдельные коды, чтобы определить, кто входит. Это имеет больше смысла.
Ворота отъезжают назад, и Карвер делает нелепый жест, предлагая мне войти первым. Если бы это исходило от Круза или Кинга, я бы рассмеялся и пропустил их мимо, как будто я член королевской семьи. Но в устах Карвера это кажется вызовом, почти оскорблением. Итак, я держу голову высоко и иду к впечатляющему дому в конце улицы.
Мы пробираемся к входной двери, и, как это делал Круз, когда мы впервые пришли сюда, Карвер вводит код от двери и приветствует себя.
Я иду следом за ним, мгновенно вздыхая с облегчением, когда тепло дома сразу же начинает просачиваться обратно в мое тело.
— Хорошо, — спрашиваю я Карвера, когда он углубляется в большое фойе. — Какого черта у вас всех есть коды для этого дома, если он явно не ваш, и какого черта вы, ребята, продолжаете заставлять меня вламываться сюда?
— Потому что все это, — говорит Карвер, оглядывая огромное фойе со странной нежностью, — принадлежит тебе.
ГЛАВА 29
Что за хрень? Я знала, что Карвер сошел с ума.
Я поворачиваюсь на каблуках и иду прямо к двери. Если он не может быть со мной настоящим, то какой смысл даже пытаться? Меня тошнит от его дерьма. Насколько сложно хоть раз быть честным?
Карвер разочарованно стонет позади меня.
— Верно, — кричит он мне в спину, когда я иду к массивным ступеням. — Просто уйди. Не трудись выслушать меня, но помни, ты просили об этом. Я говорил тебе, что у тебя останутся еще вопросы, так что перестань быть такой напуганной маленькой сукой и останься, и послушай то, что ты слишком боишься узнать.
Я останавливаюсь и разворачиваюсь, направляясь прямо к нему.
— Боюсь? — Я визжу, хлопая пальцами по его груди. — Я ни хрена не боюсь и уж точно не какая-нибудь напуганная маленькая сучка. Я попросила тебя быть со мной искренним, сказать мне это прямо, и твоя первая фраза: — Это все твое. Да правильно! Как ты думаешь, насколько я глупа? Я никто, и мне надоело позволять тебе пытаться нести чушь по-своему. Итак, я ухожу. Я иду спать и забываю, что вообще потрудилась дать тебе шанс.
Карвер хватает мою руку со своей груди и выкручивает ее, но отказывается отпускать.
— Во-первых, удачи тебе ложиться спать и пережить ночь без меня, а во-вторых, как, черт возьми, ты узнаешь, если я солгу? Ты знаешь, кто был в твоей семье? Ты знаешь, откуда ты родом? Потому что, как я слышал, ты даже не знаешь своего настоящего гребаного имени, но знаешь что? Я знаю. Я знаю с того дня, как ты родилась.
Мои глаза расширяются, когда я вырываю свою руку из его хватки и смотрю на него в ужасе.
— Ты врешь.
— Какого хрена мне врать? Что я получу, солгав тебе?
Я качаю головой, более чем готовая покончить с этим. Я понятия не имею, почему он солгал; Я просто знаю, что это так и есть. Как он может говорить правду? Если я не знаю, кто я, то как, черт возьми, узнает кто-то другой?
Карвер вздохнул и шагнул ко мне, его рука опустилась на излюбленное место на моей талии.
— Послушай, мне очень жаль. Я не хотел просто выпалить это вот так, но просто дай мне секунду, и я могу все объяснить. Клянусь, тебе может это не понравиться, но ты поймешь, когда я закончу.
— Я...
Он обрывает меня, видя отказ на моих губах.
— Что тебе терять? Либо пойдем со мной наверх, и я покажу тебе все, либо уйди и живи своей жизнью, всегда задаваясь вопросом, стоило ли то, что я хочу сказать, того или нет. Что это будет? Совершаешь ли ты скачок и находишь ответы, которые всегда искала, или с этим покончено?
Я поднимаю глаза и встречаю его затравленный взгляд, и, как всегда, я вижу что-то, смотрящее на меня, что-то, что говорит мне, что, если я не пойду с ним сейчас, я всегда буду сожалеть об этом. Так что, не позволяя себе ни секунды передумать, я кладу свою руку на его руку и нежно сжимаю ее.
— Хорошо, — шепчу я. — Расскажи мне, что, по твоему мнению, ты знаешь.
Карвер переворачивает свою руку и переплетает свои пальцы с моей, прежде чем повернуться и провести меня через дом, который, по-видимому, принадлежит мне. Он подходит к массивной парадной лестнице и начинает вести меня вверх, и с каждым шагом я все больше и больше чувствую себя самозванкой. Одно дело находиться в этом доме, думая, что ты просто одалживаешь его на день, но, когда кто-то говорит тебе, что ты на самом деле принадлежишь этому дому — блять. Это другое. Я чувствую себя мошенницей. Даже если ему каким-то образом удастся доказать, что это все мое, я все равно никогда этого не почувствую.
Мы достигаем вершины лестницы, и Карвер ни разу не отпустил мою руку, и как бы мне сейчас ни хотелось выцарапать ему глазные яблоки, я не могу не чувствовать утешение от его прикосновения. Я иду за ним по коридору, оглядывая затемненный дом и пытаясь представить себя здесь. В первый раз, когда я проходила здесь, это было какое-то волшебство. Я чувствовала связь с этим домом, но со всем, что давило на меня, эта связь исчезла.
Карвер останавливается у стены, на которой висит массивное произведение искусства от пола до потолка, и я смотрю на него так, как будто он сошел с ума.
— Действительно? — я ворчу. — Ты хочешь сбросить на меня бомбы, а затем воспользоваться моментом, чтобы оценить искусство?
Карвер только закатывает глаза, прежде чем вступить в раму массивного произведения искусства и осторожно прикоснуться к ней пальцами. Мягкий звуковой сигнал эхом разносится по тихому коридору, и я с трепетом наблюдаю, как массивное произведение искусства погружается обратно в стену, а затем выдвигается, как потайная дверь.