Группа шла очень быстро, и Чарльз, совершенно не представлявший, куда они ведут его или почему его попросили сопровождать их, вскоре вовсе перестал ориентироваться, пока они шли по одной улице, затем по другой, часто поворачивая и иногда срезая путь через небольшие переулки.
Большинство людей, мимо которых проходила группа, смотрели на чужеземца с открытой враждебностью, и Чарльз не сомневался, что если бы он был без сопровождения, толпа немедленно напала на него. Но сейчас он знал, что он в безопасности, и почти не обращал внимания на жителей Кантона.
Его мысли слишком были заняты другим. Он все еще был потрясен гибелью Элис и тем, что она намеренно пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти его. Он не знал, чем мог бы отплатить такой долг; ее больше не было, и он даже не мог поблагодарить ее. У нее было столько энергии, она испытывала такую радость от жизни, так беспокоилась о его счастье и благополучии, что он просто не мог поверить, что ее больше нет.
После долгого пути стража подошла к небольшому дому, который тут же был окружен. Здание из камня и дерева с черепичной крышей выглядело совершенно так же, как множество других домов, которые видел Чарльз. Это явно было обыкновенное жилище, ничем не отличавшееся от других.
Ло Фан знаком пригласил Чарльза пройти внутрь, и вместе они протиснулись через вход.
Дом состоял из двух скромных комнат, разделенных лишь арочным проходом. Дальняя комната, судя по всему, служила спальней, и на полу было разбросано несколько подстилок. Комната, в которой оказались Чарльз и Ло Фан, была практически пустой, за исключением стола и нескольких шатких стульев, а на крючках висела какая-то одежда.
Скрестив ноги, на полу сидела старуха, которая плела из бамбука коврик или подстилку, демонстрируя при этом завидное терпение, пока ее натруженные пальцы медленно связывали ветки. Она лишь на секунду подняла глаза, а затем вновь возобновила работу.
В дальнем конце комнаты на полу сидел малыш, примерно около года, и играл с деревянной игрушкой. За ним безучастно присматривала тощая невидная девица, сама еще подросток, простенько одетая.
Не понимая, зачем его привели сюда, Чарльз, осматриваясь, подумал, что он ничего не находит здесь заслуживающего внимания, помимо того, что жилище было безупречно, поразительно чисто.
Ло Фан ткнул пальцем в сторону мальчика.
Чарльз повнимательнее присмотрелся к нему, и постепенно до него стало доходить, что лицо ребенка лишь отдаленно напоминало азиата. Его кожа была светлой, как у жителей Запада, волосы темно-русые, а глаза, столь же круглой формы, как и у людей белой расы, были светлыми.
Ло Фан вновь показал на ребенка, а затем ткнул пальцем в направлении молодого англичанина.
Только тут Чарльза наконец осенило, и он был настолько потрясен, что мог лишь стоять с открытым ртом, взирая на ребенка. Это был сын Элис. Его сын.
Внезапно он вспомнил, что до его отплытия домой после годичного пребывания на Востоке, Элис сказала, что его ожидает подарок, когда он вернется. Он не воспринял эти слова серьезно, но теперь понял, что она имела в виду.
Оправившись после первого потрясения, Чарльз более пристально присмотрелся к малышу. Тот был совершенно поглощен игрушкой, и его выражение было выражением Элис, когда она на чем-то сосредоточивалась. Его лоб, нос и подбородок были явно наследием Рейкхеллов, а его глаза — Боже милостивый — несомненно указывали, что это Бойнтон. Он был китайцем лишь на одну треть, и уже одни эти глаза подкрепляли убежденность Чарльза, что это его сын.
Ло Фан терпеливо ждал, давая возможность молодому англичанину привыкнуть к тому, что он только что узнал.
Девочка-подросток украдкой смотрела на чужестранца, делая вид, что он ее не интересует. Старуха по-прежнему была полностью поглощена плетением.
На ослабевших ногах Чарльз неуверенно пересек комнату, нагнулся и взял ребенка на руки.
Малыш посмотрел на него, и у Чарльза возникло странное ощущение, что он видит в зеркале собственные глаза.
Внезапно малыш расплылся в улыбке и что-то залопотал на своем детском языке.
Это и решило дело. Чарльз тут же принял решение. Несмотря на возможные проблемы и осложнения, от которых у него уже шла кругом голова, он не мог оставить ребенка расти в нищете и невежестве этой кантонской дыры. Что бы ни случилось, он должен был забрать ребенка с собой.
Пытаясь объяснить свое решение Ло Фану, он принялся энергично жестикулировать.