Несмотря на наметившийся регресс в отношениях с Альбионом, европейское турне Хирохито оказало на наследного принца живительный эффект. Брат Титибу свидетельствовал: «По-видимому, есть и такие, кто полагает, будто выросший в условиях затворничества [Хирохито] не осознает собственной несвободы. Я так не думаю… Я получил [от него] письмо, где он недвусмысленно заявляет о своих чувствах: „В Англии я впервые ощутил себя по-настоящему свободным человеком“… Полагаю, [он] весьма тяготился ограничениями, налагаемыми на него в императорском дворце».
В разговоре с Титибу Хирохито обронил: «Как человек я впервые познал свободу в Англии». Вновь и вновь он возвращался к образу птицы, отлученной от неба прутьями клетки. Поездка по Европе «дала птице возможность полета». Позже Хирохито скажет своему помощнику генералу Хондзё Сигеру: «Я наслаждался свободой в Европе. Хочу быть свободным как птица».
Тремя годами позже Титибу смог на личном опыте понять, что имел в виду брат, когда вспоминал о Европе. Третьему брату — принцу Такамацу — дозволяли меньше. В дневнике Такамацу есть такие строки: «Быть может, я никогда не узнаю свободы, стремясь к ней всем моим существом». Разница в возрасте между Хирохито и Титибу составляла каких-то четырнадцать месяцев. Такамацу моложе Титибу на два с половиной года, поэтому он не сблизился с Хирохито, как Титибу. Такамацу никогда, можно сказать, не ладил с Хирохито. Придет время, когда Хирохито подвергнет младшего брата критике за «проблемы» и «недостаточное почтение к авторитету».
Хирохито и Титибу вели дневники, до сих пор хранящиеся императорским двором за семью печатями, поэтому нам мало что известно об их личных взглядах и чувствах. Все, что мы имеем, — опосредованные свидетельства и воспоминания советников, приятелей, сторонних наблюдателей. Пожалуй, единственное, что у нас есть, так сказать, из первых уст, — опубликованные в начале 1990-х гг., выдержанные в строгом стиле мемуары супруги принца Титибу. В случае с принцем Такамацу дело обстоит иначе. В 1990-х гг. в одном из складских помещений обнаружили некоторые из его дневников, а вдова Такамацу опубликовала их на японском языке, несмотря на протесты со стороны императорского двора. В обнародованных дневниках перед нами предстает образ молодого принца, полного гнева, духа неповиновения и сомнений в собственных силах. В шестнадцать лет (тогда Хирохито находился за границей) Такамацу делает следующую запись: «Когда я задал адъютанту вопрос, касающийся его постоянного присутствия рядом, он сказал, что директор Судзуки приказал ему сопровождать меня везде, включая классные комнаты. Я расплакался. Начинался урок, мне следовало успокоиться. Куда бы я ни направлялся в стенах школы, они идут за мной. Почему они не доверяют мне передвигаться самостоятельно? В школе адъютанты подчиняются указаниям директора. В конце концов, мне самому решать, что делать, и не обращать на них внимание. Я не могу им приказывать. Но ведь это ужасно! Теперь и впредь я буду держаться с ними холодно».
На отдельном листке дневника за 1929 г. он пишет: «Не пойму, почему императорская семья должна служить в армии? И, главное, есть ли необходимость в самой семье? Не могу отделаться от мысли о бесполезности императорской семьи. Так как Японией правит „императорский род с времен изначальных“, то, возможно, наследный принц должен продолжить его, как заведено: конечно, желательно иметь и кого-то в резерве. Однако резервистов должно быть разумное количество. Полагаю, никто покуда так и не определил их необходимое число. По-моему, хватило бы одного или двух. Если задаться таковым вопросом, единственной причиной мне самому оставаться в лоне августейшей семьи следует признать сию вероятность служить запасным. Притом я не считаю себя ничего не решающим членом императорской семьи, но все же не уверен, что мое нахождение в настоящем качестве вещь самодостаточная. Самое бытие, единственный долг запасного, означает незамысловатое „быть“ и вести себя паинькой: каковы его личные добродетели и познания, значения не имеет. То есть я хочу сказать, императорская семья замкнута сама на себя, у нее нет деятельного компонента. В каком-то смысле я признаю разумность таковой замкнутости, и в то же время практикуемое теперь обучение членов императорской семьи никак не откликается на зов современности. По крайней мере учителя не предоставляют им возможности самим докопаться до истины». О «нахождении в резерве» Такамацу заявлял: «нет ничего нелепее» такой участи.