И, конечно, презирает Карла.
Крышу башни биологов Динька обжил лучше, чем моряк палубу. Он и называет ее палубой, не иначе. Сюда редко кто подымается. Профессор Анна Павловна предпочитает «батискаф», — лабораторию первого яруса, придонную; сквозь ее иллюминаторы можно вести наблюдения за дельфинами, когда они под водой. Мама — лабораторию акустики в третьем ярусе. А палуба Динькина. Хозяйство у него тут серьезное. Мачта с набором выдвигающихся реек и целой системой канатов. Обруч, выброшенный Григорием Ивановичем на свалку только потому, что в одном месте дал трещину. Тяжелый шкиперский рундук, намертво принайтованный к мачте, с набором цветных мячей разной величины и яркими кеглями. Есть тут и еще одна вещь, — бесценная. Наушники, подключенные к старому гидрофону. Гидрофон подлежал списанию. Но мама его не выбросила, а папа Дениса время от времени чинит его.
Динька надел наушники. Убедился: Лили поет. Да как! Не за подачку Григория Ивановича, не за дохлую тушку кефали. Поет для себя и для публики. Человек воспринимает звуки всего с частотой 20 000 герц. А дельфин воспринимает и воспроизводит с диапазоном аж 150 000! Динька слушал. Лили тянула высочайшую, чистейшую мелодию. Но вдруг начинала щелкать, вдруг рассыпалась дробью легкомысленных стаккато; и опять. переходила в голос. Завидуй, завидуй, жирный Карл! Кружи, кружи вдоль сетки.
Динька любил Лили, недолюбливал Карла. Но и обоих их вместе близко бы не поставил с Фином!
Вот кто талант!
Ему хватило двух месяцев дружбы с Денисом, чтобы научиться всему, что умеют Карл и Лили. Обручи, цветные мячи и кегли в шкиперском рундуке на палубе — для него.
Денис собрался было опять взглянуть на часы, как вдруг увидел: на тренерский мостик вышел Маслюков, сторож.
Это удивило Диньку. И не обрадовало.
А тот стоял уже у бадейки с рыбой для Карла и Лили, но смотрел на крышу башни, на Диньку. Маслюков толстый — как Карл. И ленивый — как Карл. И лапа у него, как у Карла задний плавник. Захочет «поучить» кого, сотрясение мозга обеспечено. Маслюкову тридцать лет. Ему бы на бомбардировщике летать. Ему бы тяжелый сухогруз по морю вести. А он от лени своей — на пустяковой стариковской должности сторожа дельфинария. Обычно Григорию Ивановичу надо двадцать раз позвать его, сорвать голосовые связки, крича: «Витька!.. Витька, пьяная морда, опять в похмелье?» — чтобы Маслюков наконец объявился со своей бадейкой, привычно огрызаясь: «Пью — так на свои», или «Пью — так не в рабочее время». Григорий Иванович поручил Маслюкову понаблюдать за тем, что делает Динька, когда к башне подплывает Фин, и разобраться, почему Фин слушает Диньку. Маслюков понял задание «наблюдать», как задание «учить». В понимании Маслюкова — это «давать по шеям». Он отваливает Диньке увесистые подзатыльники — если в спасительной близости не оказывается мама — и учит: «Не мешай представлению!»
Динька боль презирает. На Маслюкова не жалуется.
(Попробуй, пожалуйся! Дойдет жалоба до Анны Павловны, запретит подыматься на палубу.
Со взрослыми так.
Лучше перемолчать).
Но все-таки, когда после «уроков» голова гудит, как подстанция под высоким напряжением, не так уж приятно. Динька ухватился одной рукой за мачту, второй за стояк ограждения, перегнулся через леера, заглядывая в акустическую лабораторию. Во всей башне сегодня работала одна мама. Мама сидела в наушниках, глаза закрыты, слушала Лили. На ее загорелом красивом лице не было даже следа тревоги за сына, оберегать которого подсказывал ей сам природой данный инстинкт. Денис вздохнул, поняв, что увертываться от Маслюкова придется самому и рассчитывать предстоит только на себя.
Вдруг мама сбросила с головы наушники. Вихорьком крутанулась на стуле юбка ее сарафана, белого, с розовыми и голубыми цветочками. Хлопнула дверь. Легкие, взлетающие шаги по трапу. И вот она на палубе.
— Денис! Ты слышал! Ты, конечно, слышал! Ты слышал: Лили одновременно издавала щелчки и тянула долгий-предолгий звук. Динька, с этими дельфинами не соскучишься! Это ведь так же удивительно, как если бы Алла Пугачева в одно и то же время пела «Все могут короли» и еще бы насвистывала «Старинные часы». Понимаешь, что это значит?.. У дельфинов не один, а два звукоиздающих органа! Что я и доказывала всем! Денис! Меня не трогать! Меня нет, нет и нет! Ни на земле, ни на море, ни в космосе. Я работаю!
Подтверждались самые мрачные из всех мрачнейших прогнозов Диньки. С Маслюковым надо будет сходиться один на один. Разумнее, конечно, отогнать Фина, когда он появится. Махнуть ему рукой: «Уплывай, Фин, уплывай». Легче легкого лечь пузом на горячую, прогретую солнцем палубу и прикрыть голову руками: меня нет, нет и нет! Ни на земле, ни в море, ни в космосе. Подзатыльников у Маслюкова много, а затылок-то у Диньки один.