Катрин приподняла бровь, переводя взгляд на меня. Я пожал плечами, будто говоря: «Видали мы таких чудаков».
— Стало быть, из тайги?
— Из неё, родимой. Вырос среди кедров и шишек.
Директор фыркнул, посмотрел на часы, но промолчал. Селезнёва наклонилась вперед, заинтригованная:
— И кто же вас воспитывал?
— Преподобный Серафим, тогда я обитал на подворье при монастыре.
— Ага!.. Где он проживает?
— Тоже умер. Его задрал медведь.
В комнате повисла тишина. Даже вентилятор замер, будто затаив дыхание. Для Кати, конечно, всё это звучит дико, а я не удивился. Она медленно передвинула папку, пальцы сжали уголок бумаги, смяв его.
— Адрес?
— Не понял, госпожа Посол?
— Где жили на Земле, Илья Алексеевич?
— Да где… то здесь, то там, за три года четыре переезда.
Я вздохнул и записал: «Без определенного места жительства». Чернила расплывались на дешевой бумаге.
— Ну, а ближайшие родственники?
— Кто?..
— Кто вас может искать, и кого можете искать вы?
Он впервые улыбнулся — улыбка оказалась светлой, неожиданно молодой.
— Да никого, уважаемые! Мне некого извещать, а Господь сам известит, кого нужно, вот так вот.
Директор тихо выругался под нос, решительно доставая сигарету. Катрин это проигнорировала, продолжая:
— Профессия?
— Пономарь я, — ответил Илья, будто это было так же обыденно, как «столяр» или «пекарь».
Слово повисло в воздухе.
Что-то слышал, но убей, не знаю, кто это такой. Катрин посмотрела на меня, я перевел: «Ponomar». Офигенно… Директор выдавил:
— Что за черт? Это секта какая-то?
Илья, словно уловив суть, добавил:
— Служитель при алтаре и ещё много чего. Звонил в колокола, свечи зажигал…
Катрин закрыла глаза, потирая переносицу. Вентилятор снова зажужжал, разгоняя напряжение.
— Расскажите подробнее.
Илья набрал в грудь побольше воздуха и начал пояснять.
Оказывается, слово «пономарь» в русском языке — искажённое. Греческий оригинал пишется как «парамонарь» и переводится как «привратник», «приставник». Возникло в древней Церкви в связи с её полулегальным-полуподпольным положением — аресты, гонения, а то и народный языческий бунт.
Кроме того, христиан тогда было в разы меньше, чем язычников, потому приходилось следить за входящими, не допускать в храм неверных, отлученных и прочих. Поэтому контроль за храмовыми дверями был не только символическим, но и реально важным делом.
Из среды верующих избирались мужчины, способные выполнять функцию охранников.
Со временем Церковь получила официальный статус и была избавлена от гонений. Охрана входа стала проще, и с тех пор пономари стали выполнять другие функции, связанные с помощью священника в алтаре: следить за освещением, возжигать светильники, подавать кадило, греть воду, выходить со свечами во время входа. Пономари часто выполняют обязанности чтеца, следят за порядком во время богослужения, убирают в алтарях между службами. Потому их стали называть ещё и алтарниками.
Для того чтобы получить право стать пономарем, достаточно благословения настоятеля храма. Пономарь не является священнослужителем. Он — церковнослужитель.
— Я не посвящен в сан, не имею права совершать богослужения самостоятельно. Но должность сия важная, вот так вот… — сообщил Федичкин. — Священник не имеет права совершать Литургию, если в алтаре нет лица мужского пола, помогающего ему. В приходах, где нет диаконов, дело хранителя священнической молитвы выполняем мы, пономари! Ну, и за материально-техническую часть отвечаем: возжигания лампад, разжигания кадила, приготовления просфор, воды и вина…
— Коллега! — не выдержал я. — Лично мне суть понятна.
— Тогда последний вопрос, Илья Алексеевич, как вы попали к американцам?
— Так ить с острова украли! — без запинки ответил тот.
— С какого острова? — не уставал удивляться я,
— Так с Крузенштернова острова! С Малого, прости Господи, Диомида… А прилетел я туда на геликоптере с Большого Диомида, то бишь с острова Ратмановского. В ранешние-то времена оба острова считались территорией Российский Империи, однако после продажи Аляски царями остров сей Крузенштернов стал американским. Там и сейчас их коренные жители остались, душ сто пятьдесят… А вот на Ратманове только пограничники стоят, рубежи охраняют.
— Это место, где проходит линия перемены дат? — вспомнила Екатерина Матвеевна.
— Ну так и где ж ей ещё ей проходить-то?
— О, Диомид! — мистер «Мюллер» поднял руку и тоже закивал. Знает, хорошо учился.