Локкарт впервые беседовал с Чичериным на Дворцовой, в кабинете, который до этого был кабинетом Терещенко, а еще раньше Сазонова: Чичерин держался корректно-лояльно, даже дружественно. Это не помешало ему произнести несколько жестких фраз вроде того, что британский империализм столь же ненавистен русским, что и германский милитаризм.
В каком качестве Локкарт явился к Чичерину? В более чем своеобразном: он английский представитель. Не посол и не поверенный в делах, а именно представитель. С отъездом Бьюкенена у англичан в России нет посла. Есть поверенный в делах – Линдлей. Но он лицо официальное и никаких дел. с большевиками не имеет, подобно Френсису и Нулансу. Поэтому практические связи с новым русским правительством возложены на Локкарта. У Линдлея – Локкарт, у Френсиса – полковник Раймонд Робинс. Своеобразный теневой дипломатический корпус в Петрограде.
Локкарт щепетилен и точен в своих отношениях с британским поверенным в делах. Линдлей осведомлен о каждом значительном шаге Локкарта. А как Робинс? Он не делает секрета из своих отношений с большевиками. Он встречается с Лениным часто. Очевидно, американцы думают, что эти встречи полезны им. Вряд ли большевики думают иначе. Линдлей и Френсис послали своих эмиссаров к большевикам в надежде (она всегда оправдана) не все мосты сжечь. У Ленина свой план: прямо противопоставить эмиссаров послам: Локкарта – Линдлею, Робинса – Френсису.
Трудно сказать, в какой мере русским известна жизнь Робинса. но они достаточно осведомлены о жизненной стезе Локкарта, однако это не мешает им относиться к нему непредвзято. Это свойство национального характера или тактический ход их молодой дипломатии – истинная дипломатия не уходит от борьбы, если даже ей противостоит фигура столь своеобразная, как Локкарт.
Кстати, эту корректность по-своему преломила и истолковала пресса. Для нее Локкарт влиятельный англичанин, прибывший в Питер в качестве доверенного лица Ллойд-Джорджа, при этом симпатии Локкарта, разумеется, на стороне русской революции. Все это повторялось прессой столь настойчиво и было так убедительно, что ввело в заблуждение и русских и англо-французов. Первые устремились к Локкарту, вторые – от него!
А как поведет себя Ленин? Какой тактики держится он?
Ленин не заставил себя ждать: он принял Локкарта тотчас же. Когда, войдя в комнату, Локкарт шагнул к письменному столу, из-за которого вышел Ленин, англичанин увидел боковым зрением, сумеречным и нерезким, как с полукресла, стоящего у окна, поднялся Троцкий.
– Здравствуйте, – произнес Ленин, протягивая руку и с испытующей твердостью глядя Локкарту в глаза, точно говоря: «Даже любопытно – вон вы какой. Брюс Локкарт!» – Мне хвалили ваш русский язык. Будем говорить по-русски?
– Ну что ж, по-русски так по-русски! – произнес Локкарт с неунывающей отвагой, теперь пожимая руку Троцкому. – Здравствуйте, здравствуйте. – В голосе Ленина Локкарт почувствовал радушие и хотел ответить полной мерой. – По-русски так по-русски! – произнес он, просияв.
Ленин вернулся за стол и предложил Локкарту место слева от себя, в то время как Троцкий пошел к своему полукреслу. Мгновенная пауза будто засекла позицию каждого: Ленин и Локкарт готовы были начать беседу. Троцкий, удалившись к окну, будто свидетельствовал, что его интерес к этой беседе ограничен.
Локкарт еще раз оглядел кабинет (так вот где первый большевик России читал Робинсу свои полуночные проповеди!) и взглянул на Ленина с веселой решимостью – он не намерен был тратить время на раздумья, – разумеется, он будет благодарен советскому премьеру, если тот осветит нынешнюю стадию отношений с немцами.
Ленин посмотрел на Локкарта не без улыбки: наверно, Локкарт мог бы ответить на этот вопрос не хуже Ленина – ведь все опубликовано, все на ладони.
Но вопрос задан и требует ответа. Быть может, ответ будет в такой же мере лишен оригинальности, как и сам вопрос, но, очевидно, для начала беседы такой вопрос, как и ответ, необходим.
– Мы вели переговоры с милитаристами, и условия, которые нам предъявили, могли предъявить только милитаристы. – Ленин скосил глаза на книгу, лежавшую на столе. – Условия эти нельзя назвать иначе, как скандальными, но мы их примем.
– Но как прочен будет такой мир и на сколько его хватит? – спросил Локкарт и, придвинувшись к столу, прищурился с очевидным намерением рассмотреть название книги.