– Мне кажется, им нет смысла портить отношения с союзниками. Старое дипломатическое правило гласит: «Хорошая дипломатия не увеличивает числа своих врагов». – Репнин на миг умолк, ему послышалось, как где-то далеко-далеко, за Фонтанкой, за Литейным мостом, гремят выстрелы. – Заминку в брестских переговорах вызвало требование русской делегации не перебрасывать немецких войск с востока на запад. Не думаю, что это только жест.
Бьюкенен угрожающе пододвинул кулаки к Репнину.
– Но союзники… – Он запнулся, и без того бледное лицо стало белым. – Я хочу сказать, но союзники узнали о намерении нового правительства вступить в переговоры с немцами, после того как генерал Духонин получил соответствующее распоряжение.
Репнин молча взглянул на посла: даже в таком более чем корректном разговоре Бьюкенен не мог победить своей неприязни – она была сильнее опыта, выдержки, профессиональной гибкости, наконец.
– Я сказал, сэр, то, что думаю. Это мое мнение.
– Но какая форма отношений между нашими странами устроила бы новое правительство, если бы признание… если бы…
– Если бы признание было исключено? – спросил Репнин.
Бьюкенен смутился, воинственно выдвинутые кулаки отодвинулись к самой кромке стола.
– Ну, если не исключено, то отсрочено? – поправил он Репнина – он был рад, что может смягчить слишком категорическую формулу и хотя бы этим проявить великодушие.
– Кстати, как относятся англичане к просьбе нового русского правительства о назначении представителя в Лондоне? – спросил Репнин, спросил стремительно, точно рассчитывая на нерасторопность собеседника.
Бьюкенен осел в кресле, будто провалился в него – кулаки упали.
– Однако мы условились, что вопросы буду задавать я.
Вновь наступила тишина, и в ней прозвучали выстрелы, одиночные, с неверными интервалами, первый где-то рядом с посольством, кажется, на Марсовом поле, остальные дальше.
Сэр Джордж сидел, сомкнув уста. Его усы мрачно шевелились.
– Стреляют, – произнес он печально и вдруг улыбнулся. – Мы привыкли, всю ночь стреляют. – Он помрачнел. – Вот так проснешься и не спишь до утра: стреляют и поют, поют и стреляют… революция! – Он поднял брови, наморщил лоб в мучительном раздумье. – О чем мы говорили? Ах, да… красный представитель в Лондоне? Ну что ж, может быть, это и есть форма наших отношений. Кстати, кто бы им мог быть… Литвинов? И как это совместить с прежним русским послом?.. Там Набоков… Два посла: Литвинов и Набоков. Как это будет выглядеть: красный и… так сказать, белый. Не поставим ли мы в ложное положение первого, да и второго? Вы правовик. Как там в истории международного права, были прецеденты? – Он встал, очевидно дав понять, что разговор исчерпал себя. – Литвинов и Набоков. Красный и белый. Можно задать вам еще одни вопрос? – Он медленно подошел к Репнину и оперся о стол.
Он стоял сейчас подле Репнина, стоял нетвердо, точно колеблемый ветром.
– А что, если бы союзники заявили завтра… да, да, совершенно официально, что они не настаивают на участии России в войне, пусть сам народ, русский народ, решает эту проблему. Как решит, так и будет. Как бы, на ваш взгляд, встретили здесь такое сообщение?
Репнин обомлел. Он мог ожидать от Бьюкенена любого вопроса, но только не этого. Не из праздного же любопытства британский посол спросил об этом, не из любви к парадоксам, не из кокетства же в конце концов? Нет, все это не похоже на сэра Джорджа. Очевидно, эта мысль возникла у Бьюкенена как реальный дипломатический ход. Но чем он вызван? Дело зашло далеко, и все равно Россию не заставить воевать. Упорство союзников, требующих выполнения Россией союзнических обязательств, упорство неумное, раздражает русских. Может быть, более реальной и в конце концов более умной политикой будет заявление, что союзники не настаивают на участии русских в войне?
– Как бы повели себя русские, если бы такое заявление союзники сделали?..
Репнин не сводил глаз с Бьюкенена: тощая фигура английского посла выжидающе покачивалась.
– Ну что ж. если такое заявление было бы искренним, я бы, например, ему обрадовался.
– Благодарю вас. – Стереотипным «благодарю» посол старался сгладить впечатление от столь лаконичного и необязывающего ответа. – Но для меня этот вопрос в известной степени праздный, – заметил Бьюкенен.
– Почему? – спросил Репнин. Он понимал, именно этого вопроса жаждет Бьюкенен, и полагал, что может пойти послу навстречу.
– Отныне посол отступает на второй план и его место займет… дипломатический представитель. Мы ждем его со дня на день.