— А кроме того, — добавил Ши, — ты не на своем участке. Тут у тебя нету никаких полномочий.
— Да ты, гляжу, законник! Но я тебя малость просвещу: как раз на этот случай и есть закон о преследовании по горячим следам. Фактически я вел такое преследование аккурат с того са мого момента, как еще в Огайо ты вздумал рвать когти. Где тут ближайший американский консул?
— Спроси лучше у Лемминкяйнена. Он тут местный начальник.
— У этого кабана-то? А по-английски он говорит?
Ши улыбнулся:
— Ты и в Занаду вроде общался без проблем. А сейчас говоришь по-фински, даже сам того не подозревая.
— Ладно. Послушайте, мистер…
Понурый Лемминкяйнен, который до сих пор ни на что не обращал внимания, поднял голову.
— Изыди, несчастный, я в печали, — уныло молвил он. — О, своими собственными стараниями лишился я объятий Та-нисы прекрасной!
Он сверкнул глазами на Ши.
— О вестник беды! Будь со мной моя сила, поквитался бы я с тобою!
Вмешалась Кюллики:
— У того много силы, кто ест как следует!
Подобное напоминание, судя по всему, Лемминкяйнена несколько ободрило.
— Так почто ж ты время тратишь на пустую болтовню, когда животы нам подвело? — вопросил он, и Кюллики немедля выкатилась вон. Мать героя бросилась вдогонку.
Ши вышел на улицу, чтобы разыскать Байярда и объяснить ему ситуацию с Данизой. Весть о ее исчезновении явно не причинила психологу невыносимых страданий.
— Это была превосходная возможность поупражнять либидо, — заметил он, — но боюсь, что со временем она бы мне безумно наскучила. Личности с ее строением интеллекта часто убеждены, что физическая красота способна обеспечить им почет и уважение без всяких дополнительных усилий.
С этими словами он преспокойно отправился вслед за Ши в дом, где уже был готов завтрак.
Лемминкяйнен предпочел завтракать у себя в спальне, а остальные устроились в зале с Питом Бродским, который буквально набросился на жареное мясо, сыр и пиво, а когда насытился, удовлетворенно рыгнул напоследок.
— Видать, парни, я с вами и взаправду маленько обмишурился, — сказал он, вытирая губы грязным платком. — Вроде вы ребята правильные, просто малость со странностями — усек, о чем я? Ну а теперь выкладывай все от и до.
Ши как можно подробней объяснил, что произошло в континууме «Неистового Роланда» Ариосто и почему Вацлав Полячек с доктором Ридом Чалмерсом до сих пор пребывают там.
— Но, — закончил он самым что ни на есть добродетельным тоном, — вас с Уолтером Байярдом мы никак не могли бросить в Занаду.
— Я въехал, — отозвался Бродский. — Ты сообразил, что лучше тебе самому вытащить нас из этого наркоманского притона, не то тебя с ходу заметут. Ладно, вроде все по-честному. И чё нам светит дальше?
Ши рассказал о намеченном походе в Похъёлу. Бродский помрачнел.
— Выходит, надо обязательно переться туда и ворошить это осиное гнездо? Лично мне это особо не климатит. Разве нельзя попросту свалить обратно в Огайо? Насчет обвинений не переживай — я шепну за тебя словечко в участке.
Ши помотал головой:
— Только не мне. Особенно после того, как я подначил Лемминкяйнена насчет его способности держать слово. Послушай, ты угодил туда, где действует магия, а это тебе не шуточки! Когда чего-нибудь получаешь, а в ответ обещаешь что-то взамен, лучше и не думай отвертеться от обещания — иначе не то что с носом, без носа останешься!
— Ты хочешь сказать, что если мы вздумаем их кинуть, то нам с Байярдом опять светит это чертово стрип-шоу с медом?
— Совсем не исключено.
Бродский тряхнул головой:
— Тогда делать нечего. Так уж, видно, мне на небесах предопределено. Когда отчаливаем?
— Скорее всего завтра. Лемминкяйнен в полном отрубе после того, как доставил вас из Западу, и раньше утра не очухается.
— Ясно, — сказал Бродский. — А что будем делать сегодня? Просто в потолок плевать?
Ши повернулся и посмотрел за окно.
— Пожалуй, что так, — ответил он. — Кажется, дождь собирается.
День тянулся нескончаемо долго. Кюллики и мать Лемминкяйнена неустанно носились туда-сюда, таская лежащему в лежку герою подносы с едой. Время от времени кое-что перепадало и на общий стол в зале, за которым Бродский с Уолтером Байярдом завели бесконечные разговоры о предопределении, первородном грехе и картезианстве. Через некоторое время Ши с Бельфебой удалились в уголок, оставив их за беседой, тем более что ни Кюллики, ни мать Лемминкяйнена особой общительностью не отличались. Дело уже было к вечеру, и низкое небо стало заметно темнеть, хотя факелов и свечей еще не зажигали, когда к ним подошли Бродский с Байярдом.