Тут в разговор встрял Бродский:
— Если мы нароем тут грамотного коновала, который прочистит мне шнобель, может, у нас с тобой и выйдет чего на пару.
— А ныне опять должен я делать все сам! — сердито заключил Лемминкяйнен. Выплеснув из кружки загаженное сажей пиво, он налил из бочонка свежего, сделал порядочный глоток, откинулся, мгновение поразмыслил и затянул:
Сперва было совершенно непонятно, к чему он клонит. Потом в воздухе над пламенеющей ложбиной нависло нечто мерцающее, что постепенно приобретало очертания и искрилось все сильнее. Ледяной мост!
Но как только Лемминкяйнен добрался до кульминационной точки своего заклинания, призванного окончательно материализовать лед и спаять все в единую прочную конструкцию, как произошла осечка, Ледяной мост покрылся трещинами и рухнул, рассыпавшись на мелкие кусочки. Послышалось шипение, и все окрестности заволокло паром.
Лемминкяйнен помрачнел и завел заклинание по новой. Все наблюдали, затаив дыхание. На сей раз мост растаял и исчез, даже не успев обрести окончательные очертания.
С яростным воплем Лемминкяйнен шмякнул шапку оземь и принялся ее злобно топтать. Байярд хихикнул.
— Ах ты еще и насмехаешься надо мной?! — взвизгнул чародей. — Негодяй иноземный!
С этими словами он незамедлительно схватил кружку, из которой только что пил пиво, и злобно выплеснул остатки прямо Байярду в физиономию. Пива там оставалось меньше чем на дюйм, но даже этого неосмотрительному весельчаку вполне хватило.
— Не смей! — выкрикнул Ши, выхватывая шпагу. Лук Бельфебы был уже наготове.
Но вместо того чтобы гневно вскочить или даже попросту утереться, Байярд неподвижным взглядом уставился на пламенеющую ложбину, моргая и хмуря брови. Наконец он выговорил:
— И все-таки это иллюзия! Там ничего нет, кроме кучек торфа, которые разложены в ряд и горят лишь местами. Но я не понимаю, как я ухитрился сразу этого не заметить!
— Должно быть, это алкоголь в пиве. Иллюзия была настолько сильна, что ты не смог сквозь нее видеть, пока у тебя в глазах не защипало. Такое раз со мной уже было — в континууме норвежских богов, — сказал Ши.
— Чары Похъёлы тем сильней, чем ближе подступаем мы к их твердыне, — сказал Лемминкяйнен, совершенно позабыв про свой гнев. — Но что нам судить да рядить теперь? Чересчур истошен я волшебством собственным, чтоб чары столь сильные разрушить!
— Можно подождать до завтра, пока ты не восстановишь силы, — предложил Ши.
Лемминкяйнен покачал головой:
— Там, в Похъёле, наверняка вызнают, что тут приключилось, и ежели пройдем мы проверку одними чарами, выдвинут другие навстречу, посильней первых, и с каждым шагом все трудней и трудней будет нам продвигаться вперед. Но если все-таки прорвемся мы прямо сейчас, прочие их чары ослабнут.
— Послушайте, — сказал Байярд, — по-моему, я знаю, как нам поступить. Если вы дадите мне немного пива, чтобы капать в глаза, я вас отсюда выведу. Места там полно, даже для саней.
Лось Хийси недовольно фыркал и упирался, но Лемминкяйнен непреклонно увлекал его вслед за Байярдом, который шагал впереди, то и дело окуная носовой платок в пивную кружку и прикладывая его к глазам. Ши обнаружил, что, несмотря на действительно сильный жар, он вовсе не заработал ожогов, как ожидал; на санях тоже не оказалось ни единой подпалины.
На противоположной стороне ложбины, одолев небольшой подъем, они сделали остановку. Байярд, направившийся было к саням, вдруг замер, указывая пальцем на старый трухлявый пень.
— Это человек! — воскликнул он.
Лемминкяйнен тяжко спрыгнул с саней, вытаскивая меч, а за ним и Ши с Бродским. Как только они подошли к пню, остатки ветвей на нем с шуршанием опали и перед ними предстал коренастый тип, комплекции примерно такой же, как у Лемминкяйнена. На физиономии у него застыло выражение угрюмой досады.
— Так я и знал, что поблизости кто-нибудь околачивается, дабы иллюзию поддерживать! — радостно взревел Лемминкяйнен, — Склоняй башку немедля, колдун похъёлский!
Тип быстро и отчаянно озирался по сторонам.
— Я — Вуохинен-чемпион, и бросаю я вызов! — объявил он наконец.
— Это он о чем? — поинтересовался Ши.