— Потрясающе! А ты говорил, что тут нет музеев! Вот он, самый настоящий музей, между прочим! И даже не Севастополю памятник, хотя и это дорогого стоит… Ты понимаешь, что рядом с нами стоит город, жители которого поставили памятник русскому героизму и стойкости нашего воина, с которого они хотели брать пример!
— А ещё у эфиопов есть праздник 1 Мая, День международной солидарности трудящихся, и они христиане, — подсказал я.
— Вот именно! Ближайшие к нам христиане.
— Французы не в счёт?
— Да какие они христиане… Петух в символах, церкви позакрывали, один разврат. Знаешь, как Гоголь западников в «Тарасе Бульбе» прозвал? Недоверцы! — отмахнулся Костя. — А мы, получается, эфиопчиков, трахома, лишь по Зусулке гонять горазды были? Не, ну за дело, конечно, и всё-таки, Макс! Вместо того, чтобы помогать им, гуманитарную помощь оказывать, медицину развивать, общаться и совместно работать! У них «копейки», между прочим, на улицах, тут уже все якоря есть!
— Что ты на меня орёшь? Эфиопов никто не гонял, да и отношения у нас развиваются. Один из индусов — представитель правительства Абебы, второй — его помощник. Работают люди, обсуждают! Орёт он…
— Ну, извини тогда, — пробормотал Лунёв. — Просто я реально в шоке.
— И записать не забудь.
— Да уж не забуду.
Мы уже подошли к вокзалу, когда случилось нечто непредвиденное.
Шедшие впереди патрульные гвардейцы с карабинами вдруг что-то увидели впереди и резко остановились. Один громко вскрикнул и тут же тяжело упал на левый бок, двумя руками хватаясь за бедро. Карабин выпал из его рук и со звяканьем стукнулся о бетон скамьи. И только тогда мы услышали хлопки выстрелов. Нападение!
— Ложись! — рявкнул Кастет и с силой потянул меня вниз.
Началась скупая перестрелка, сопровождаемая истошными женскими криками, детским плачем, звоном опрокинутых бутылок и автомобильными сигналами — водители пытались как можно быстрее покинуть опасную зону.
Рука торопливо нащупала грибок застёжки кобуры.
Где кто? Раненого гвардейца я потерял из виду, а уцелевший прижался спиной к огромному вазону без цветов, на котором был изображен то ли носорог, то ли огромная свинья.
Спрятавшись в кустах за серой бетонной скамейкой, мы, в общем-то, были в относительной безопасности, но глянув на товарища, я по холодку на спине понял, что спокойно отсидеться не получится.
— Видишь их? — быстро спросил Кастет, вытаскивая из-под куртки девяносто вторую «Беретту». — Пистолет достань, но не стреляй без моей команды. А то настреляешь нам тюрьму… Ладно, сковыырнём гадов.
Не поднимая руку высоко, он махнул только что выстрелившему куда-то и перекатившемуся чуть дальше гвардейцу, привлекая его внимание. Убедившись, что служивый видит. Костя поднял к глазам два пальца, потом перевёл в сторону и нарисовал в воздухе знак вопроса.
Площадь продолжала орать, ругаться и топать ногами.
Ну и где полицейская сирена?
Сука, как назло, все звуки есть, кроме сирены!
Гвардеец тоже нарисовал в воздухе вопрос. Тогда Кастет плашмя показал ему свой пистолет, затем отложил в сторону, руками взвел затвор болтовой винтовки и имитировал выстрел.
Служивый всё понял и поднял карабин.
— Приготовься, — тихо проговорил комсталк. — По команде стреляешь три раза над спинкой. Хорошо бы зряче, чтобы мирняк не задеть. Я рукой покажу, сможешь?
Сглотнув слюну, я нервно кивнул, сердце билось, как бешеное!
Кастет махнул гвардейцу, тот собрался с духом, оторвал спину от вазона, развернулся и быстро засадил три выстрела в направлении, откуда стреляли по его напарнику. Я посмотрел на Лунева, но тот каким-то образом уже переполз метров на десять в сторону. Махнул мне.
Бах! Бах! Бах! Вниз! Но два силуэта я заметил и даже успел перевести ствол!
Злой ответный огонь выбил крошку из бетона, ещё раз, но тут сбоку застучала «Беретта».
— Один минус! Второй триста! — Кастет опять был рядом.
На фоне внезапно наступившей тишины со стороны врага раздался протяжный вой, похожий на пение.
Кастет выглянул и сообщил:
— У нас сюрпрайз.
Я тоже высунулся.
Раненый бандит в камуфляжной куртке не по размеру, сильно хромая с поднятой правой рукой, вышел на середину Пиаццо. В руке он держал флаг с круглой зелёно-желтой эмблемой, где на фоне восходящего солнца и открытого Корана были изображены перекрещенные автоматы Калашникова.
— Это «Аш-Шабаат», террористы, — пояснил я.
— Взрываться будет, — буднично сообщил Кастет. — Понимаю. Ну тогда взрывайся лёжа, брат.