Зато револьверы старались вовсю, матросы «Савойи» легко расходовали боеприпасы отказавшихся участвовать в коллективной обороне китайцев.
Фонарь включать не хотелось. Впрочем, тела трёх самых резвых флибустьеров лежали на поляне совсем рядом. Хорошо мы их подпустили… В дрожащем свете зажигалки «Зиппо» Дино рассмотрел вытатуированные у них на лбу зубастые пасти акулы — символа племени. Черт возьми, они уже давненько живут здесь, на равнине, а в традициях всё ещё далекие острова в океане… Ну и валили бы на берег океана, там акул хватает!
Матросы собирали между деревьев какие-то трофеи. Что-то далеко они отошли. Я крикнул, чтобы возвращались, и включил рацию.
Пш-ш… Щёлк!
— Берег вызывает «Савойю», как слышите?
— Здесь капитан. Слышу хорошо, что у вас, Макс? Мы тут с ума сошли от вашей пальбы!
— Нападение отражено, у противника потери не менее семи.
— ROGER. Что с нашими?
— Все целы, Питер. Возвращаемся на судно, не устройте там blue-on-blue incident! OVER.
— Ремонт закончен, сейчас будем запускать машину! Надо уходить на штатное место стоянки, здесь недалеко.
— Отличные новости! Мы идём, Питер, OUT.
Теоретически, островитяне могут вернуться. В кинофильмах, в таких случаях, неудачники после пламенной речи лидера порой возвращаются и отгоняют превосходящие силы противника. Ну, или умирают. Вот только боеприпасов осталось в обрез.
Пора давать прощальный гудок.
Третья стычка, и всего лишь полпути. Огневой контакт, как сказали бы военные. Может, хватит? Красивое здесь местечко, между прочим! Если бы не товарищи из деревни. Самые злые люди живут в самых прекрасных местах. Интересно, почему?
То ли меланезийские духи, за что-то разозлившиеся на экспедицию дипломатической миссии, решили оставить нас в покое, то ли просто так совпало, но с того момента, как «Савойя» причалила к острову Отдыха, всё пошло как по маслу. Собственно, эта стоянка стала последним приключением на пути к Маниле.
Серая громада Крепости была всё ближе, возле центрального причала под ней стояли два белых катера и маленький пароходик. Этот причал капитана не интересует, «Савойя» подошла к более демократическому — торговому причалу в дальней части портового района города, пришвартовавшись возле границы районов. Здесь начиналась бедная жилая окраина, одноэтажная, обшарпанная и замусоренная до состояния полнейшего слияния со свалкой. Именно тут к грузовым терминалам подходит главная дорога, широкая и ровная.
Жизнь вокруг кипела. В ангаре из профнастила, ворота которого смотрели прямиком на пирс, под присмотром флегматичного бригадира или мастера, посасывавшего огрызок толстенной сигары, рабочие-докеры перегружали на компактный остроносый катер какие-то мешки.
На причале нас ждали.
Как только удалился довольный жизнью офицер таможенной службы, сделавший свои дела на удивление быстро, началась разгрузка судна. На левый борт стационарным краном медленно опустился грузовой лифт — собранная из швеллеров и досок платформа с веревочными поручнями. Боцман перебрался на платформу и принялся контролировать погрузку на лифт тюков, мешков и ящиков, заблаговременно обвязанных в несколько слоев мешковиной, каких-то коробок и личного багажа пассажиров.
Отдельно в сторонке ждал своей очереди некий особый груз в виде десятка длинных тяжёлых рулонов. После первой ходки лифта докеры с помощью канатов принайтовали дощатую платформу с рулонами к стойкам подъемника и махнули рукой — готово!
Флегматичный бригадир сдержанно кивнул боцману и что-то произнес. Тот ответил тем же. Тем временем на причале появился чёрный автомобиль с тонировкой по кругу и грузовичок с иероглифами на борту.
Боцман коротко переговорил с группой мужчин тревожного вида, и они тут же принялись проверять особый груз, что-то там отгибая и куда-то заглядывая. Затем к ним подошёл старпом, и стороны расписались в бумагах. Из кузова грузовика вылезли другие грузчики, тоже особые.
Всё это время пассажиры поочередно покидали борт самоходки, карабкаясь вверх по крутому лестничному трапу. Вода в сезон низкая, перепад высот причала и палубы большой, так что установка здесь грузового лифта вполне оправдана.
Капитан приветствиями с портовой чернью не затруднялся, ясно давая понять: вы здесь люди сухопутные, считай, невидимые, словно какие-нибудь мыши или тараканы, пробравшиеся на борт во время стоянки.