– В каком смысле, «что происходит»?
– Мы потратили на этот проект столько времени и столько денег, что я вас просто не понимаю. «Приостановить разработку всех проектов, требующих крупных денежных трат». Как у вас только рука поднялась такое подписать! И могли бы меня заранее предупредить!
– Послушайте, Виктория!..
– Я просто не знаю, как мне работать после этого на «Стрэттоне»! «Герман Миллер» уже два года настойчиво меня переманивает, и в такой ситуации я не вижу, почему бы мне не принять их…
– Подождите, Виктория! Успокойтесь! Кто вам сказал, что работы по вашему проекту приостановлены?
– Да вы же сами и сказали! Я только что получила электронную почту от Скотта Макнелли!
«Какую еще электронную почту?!» – хотел взреветь Ник, но взял себя в руки и сказал:
– Виктория, это какая-то ошибка. Я вам скоро перезвоню.
С этими словами Ник захлопнул дверцу автомобиля и направился на поиски Скотта Макнелли.
– Мистера Макнелли нет на месте, – заявила Глория. – У него деловая встреча.
– Где именно? – спросил у секретарши Ник.
– Он не сказал, – немного поколебавшись, ответила Глория.
– Пожалуйста, позвоните ему на мобильный телефон. Прямо сейчас.
– Извините, мистер Коновер, – снова поколебавшись, сказала Глория. – Мистер Макнелли сейчас в цеху, а там мобильные телефоны не принимают.
– В цеху? В каком именно?
– По производству стульев. Он… Он проводит там экскурсию.
Экскурсию?
По сведениям Ника, Скотт Макнелли за всю свою жизнь от силы пару раз бывал в производственных помещениях «Стрэттона».
– С кем?
– Мистер Коновер, умоляю вас. Мне не велели…
– Он велел вам никому об этом не говорить?
Глория закрыла глаза и закивала:
– Да, да. Извините, мне страшно неудобно!..
«Извините?! Я генеральный директор этой поганой корпорации!» – захотелось взреветь Нику, но он опять взял себя в руки и отеческим тоном проговорил:
– Ничего страшного, Глория. Все в порядке…
Ник не бывал в цеху по производству стульев уже месяца три. Раньше он ходил по цехам каждый месяц, а то и чаще, смотрел, как работают люди, задавал им вопросы, выслушивал их жалобы, изучал, сколько скопилось нереализованной продукции. При этом он проверял показатели качества на каждом рабочем месте, чтобы его примеру следовали начальник цеха и все его мастера.
Регулярным посещениям цехов Ник научился у Мильтона Девриса и любил ходить по ним до тех пор, пока не начались увольнения. Теперь, оказавшись в цеху, он чувствовал, что тонет в волнах ненависти. Ник прекрасно понимал, что, по мнению рабочих, Деврис строил завод, а Коновер его разрушает.
Тем не менее Ник знал, что ему необходимо возобновить ежемесячные обходы цехов и здесь, в Фенвике, и на втором заводе в десяти милях от города.
Ник поклялся себе, что обязательно будет это делать, если его в самом ближайшем будущем не уволят, а заводы не позакрывают.
На стене из красного кирпича висела большая надпись: «С момента последнего несчастного случая прошло…». Рядом с ней висела электрическая панель, на которой светилось «322 дня». Кто-то зачеркнул слова «несчастного случая» и написал поверх них большими черными уродливыми буквами «увольнения».
У входа в цех, как всегда пахло сваркой, припоями и горячим металлом. Эти запахи напомнили ему, как он приходил на работу к отцу летом, когда учился в школе и во время каникул в колледже.
За обшарпанным письменным столом сидела полная девушка, встречавшая посетителей, выдававшая им защитные очки и отвечавшая на телефонные звонки. Увидев Ника, она сказала:
– Доброе утро, мистер Коновер.
– Доброе утро, Бетти, – сказал Ник, помнивший ее имя, но забывший ее итальянскую фамилию.
Расписываясь в книге посетителей, Ник заметил, что Скотт Макнелли расписался в ней двадцать минут назад. Рядом с подписью Макнелли стояла еще чья-то неразборчивая подпись.
– И вы, и мистер Макнелли! Все сразу! Что-нибудь произошло? – встревожен но спросила Бетти с итальянской фамилией.
– Нет. Ничего. Я как раз ищу мистера Макнелли. Вы случайно не в курсе, куда он пошел?
– Нет. Не знаю. Но он не один.
– А как зовут его гостя?
– Не знаю, – ответила девушка и смутилась так, словно ее застали спящей на рабочем месте, но Ник не мог ее упрекать в том, что она не стала требовать документов от человека, явившегося в сопровождении финансового директора корпорации «Стрэттон».
– Мистер Макнелли не сказал, куда поведет своего гостя?
– Нет. Кажется, он собирался показать ему производство.
– Мистер Кеннеди пошел вместе с ними?
Брэд Кеннеди был начальником цеха, и в его обязанности входило показывать свое хозяйство именитым гостям.
– Нет. Позвать его?
– Не надо.
Ник надел дурацкие на вид защитные очки и вошел в цех.
Он уже позабыл, какой там стоит грохот. На площади в миллион квадратных футов с металлом проделывали всевозможные шумные операции. В цеху Ник пошел по «зеленой дорожке» – выкрашенному зеленой краской участку пола, на который никогда не заезжали носившиеся на невероятной скорости электрические автопогрузчики. Пол цеха содрогался. Это работал тысячетонный пресс, штамповавший основания для кресел «Стрэттон-Симбиоз». Пресс находился в прямо противоположном конце цеха, но его удары ощущались повсюду.
Ник гордился заводскими цехами. Сердце «Стрэттона» билось именно здесь, а не в шикарном административном здании с его серебристыми кабинками, плоскими компьютерными мониторами и прочими сверкающими декорациями. Пульсом корпорации «Стрэттон» были удары гигантского пресса, от которых содрогались все внутренности у проходящих мимо него людей. Рядом с этим прессом работало еще несколько допотопных и опасных гидравлических агрегатов, способных играючи гнуть стальные трубы со стенками дюймовой толщины. Отец Ника работал как раз на таком станке – шипящем чудовище, готовом в любой момент отхватить зазевавшемуся рабочему руку. Отцу Ника такой станок откусил кончик безымянного пальца, не столько разозлив его, сколько раздосадовав, потому что настоящей причиной несчастья был не станок, а невнимательность того, кто на нем работал. Отец Ника ругал только себя самого за то, что после многих лет работы допустил такой досадный промах.
Ник долго искал Скотта Макнелли и злился на него все больше и больше. Ника выводила из себя мысль о том, что Макнелли, которого он сам же пригласил работать на «Стрэттон», имеет теперь наглость, не сказав ему ни слова, закрывать проекты, прекращать их финансирование и вести какие-то непонятные закулисные игры.
В цеху трудилось четыреста рабочих и около сотни служащих, производящих стулья для обтянутых брюками и юбками от «Армани» и «Прада» задниц банкиров, директоров и высокооплачиваемых дизайнеров.
Ник всегда поражался царящей в цеху чистоте. Нигде не было видно пролитого масла, на каждом рабочем месте виднелась разборчивая табличка. На каждом участке висели сводки по травматизму. Зеленым в них были отмечены дни, прошедшие без происшествий, желтым – дни, когда кто-то был легко травмирован, и красным – дни, когда кого-то увезли в больницу.
Криво усмехнувшись, Ник порадовался тому, что закон не требует наличия таких сводок в домах у работников «Стрэттона», а то каким бы цветом он отметил тот день, когда застрелил Эндрю Стадлера?
Ник высматривал двоих мужчин в костюмах, которые должны были выделяться своим видом среди рабочих (и немногочисленных работниц) в футболках, джинсах и пластиковых касках.
На заметных местах висели большие пропагандистские мониторы, на которых то и дело возникали крупные надписи вроде: «„Стрэттон“ – большая семья. Мы заботимся о Вас! Требуйте список льгот для Вас и членов Вашей семьи!», «Каждый инспектор – наш потенциальный покупатель!» или «„Стрэттон“ поздравляет Джима Сойера с юбилеем – 25 лет безупречной работы на нашем заводе!»