Бросив взгляд на большие часы в холле, я с непередаваемым разочарованием поняла, что зря потратила двадцать минут своей жизни, а могла бы еще поспать. В промежутках между изнурительными тренировками сон становился чем-то особенно ценным. И если бы можно было купить себе хотя бы один лишний его час, я бы без сомнений так и сделала (о том, где найти на это деньги, я не думала). - Ну, чего застыли? Можете расходиться! - крикнул мистер Джексон, командир нашего корпуса, - Отставить возмущения, рядовой! Последнее замечание уже относилось ко мне, а точнее к моим вечно закатывающимся не в то время и не в том месте глазам. А что еще остается делать, если тебя будят в самом разгаре отбоя звуком, раздражающим ни чуть не меньше, чем скрежет ногтей о стекло, а потом говорят, мол, ложная тревога, мы видите ли еще не научились свои дирижабли от вражеских отличать. Это казалось настолько абсурдным, что больше походило на плохой анекдот. Из разряда тех, которыми мой “любимый” дядюшка пытался разрядить обстановку во время семейных ужинов (разумеется, безуспешно). В любом случае, и тогда, и сейчас было совсем не смешно. Хотя я не удивилась бы, узнай, что это тоже такой своеобразный способ проверки.
Когда раздражение улеглось, на его смену пришло неимоверное облегчение. Желания смело ринуться в бой не было никакого. И хоть я всегда считала себя далеко не последней в военном деле (будь это иначе, отец, скорее всего давным-давно бы от меня отрекся), никак не могла представить настоящую битву. Одно дело - стрелять в деревянную цель, совсем другое - в живого человека. Человека, который, так же как и ты, хочет жить.
Высказывать подобные мысли считалось чем-то неприличным, даже аморальным. Все просто: есть мы, и есть они. Убить как можно больше врагов - вот к чему стоит стремиться. Смерть на поле боя - самая лучшая награда для бойца. А жалость - позорная слабость, которую нужно искоренять как можно быстрее. Но за эти два месяца как-то не особо получалось. И каждый раз, когда я думала о том, что мне рано или поздно придется стрелять совсем не в макет на тренировке, подступала тошнота. Это был уже не привычный, хоть от этого и не менее ужасающий, страх погибнуть, что-то совсем другое. То, что заставляло тебя чувствовать попавшим в зыбучие пески и проваливающимся с каждой секундой все глубже и глубже. Это состояние было настолько реалистичным, что я даже отряхнула одежду. Захотелось скинуть с себя эту темно-серую военную форму и забраться по душ - смыть с себя всю эту пусть и воображаемую грязь. Увы, душ мы принимали тоже по расписанию. - С тобой все хорошо? - я слегка вздрогнула от неожиданности, услышав тихий голос Катрины, одной из немногих людей, которые вызывают искреннюю симпатию, а не слащавую улыбку из вежливости. Катрина чем-то мне напоминала младшую сестру, такая же маленькая и хрупкая. С совсем еще детскими чертами, большими голубыми глазами и длинными светлыми, почти белыми, волосами, она казалась чужой здесь. Девушка никогда не говорила, как попала в отряд новобранцев. Со мной-то все понятно. Родители были помешаны на политике, и всегда поддерживали любые решения власти. Отец, полковник в отставке, всегда мечтал о сыне, который смог бы продолжить его дело. Когда родилось две девочки, он безо всяких сомнений решил отправить меня в подготовительные войска. Ведь пусть какая-то часть былых предубеждений о девушках в армии осталась, по сути, пол особенного значения не играл. - Да, все в норме, - я ответила не сразу. - Не хочу больше спать, не смогу. - Знаешь, я тоже испугалась, - опустив глаза, еще тише, чем обычно, сказала Катрина. Она выглядела крайне смущенной, будто призналась в чем-то постыдном. Наверное, так посчитали бы многие обитатели базы. - Ладно, пошли, не хочу больше попадаться на глаза Джексону, - я махнула рукой, не желая развивать эту тему, и решительным шагом направилась к спуску на нижние этажи, где и располагалось жилое крыло. Возвращались в комнату мы в полном молчании. А мне почему-то ужасно захотелось на свежий воздух. В коридоре стало слишком душно, особенно остро сказывалось отсутствие окон. И я с трудом сдерживала желание плюнуть на все правила и выбежать наружу. В такие моменты появлялась уверенность, что рано или поздно я так и сделаю. Рано или поздно. Но точно не сегодня.
К тому времени, как мы с Катриной вернулись, остальные солдаты в основном спали. Только из дальнего угла комнаты доносился шепот, настолько тихий, что невозможно было разобрать ни слова. А зря я боялась, что не усну. Скинув форму и опустившись на кровать, почти мгновенно погрузилась в такой необходимый всем нам сон. И все резко отошло на второй план: и извечные нотации Джексона, и заносчивый Марк, и сама база. Еще как минимум часа два об этом всем можно будет не думать. Разве можно мечтать о большем