Я два года жила без любви, я не могла его видеть, потому что сменила коллектив. Предполагалось, что склонность моя все еще жива, но я нашла мерзость на розоцветочном ложе. Что было делать? Я отказалась. Всю жизнь мне хотелось бороться за это чувство, любить до могилы, встретить его через десять лет – уже другого его, способного влюбиться в меня, способного, наконец, вообще любить… И вдруг нашлась вещь, которой я не смогла бы ему отдать – даже пожертвовать! Совершенно бренное обстоятельство… Но мне казалось, что лучше умереть! Я продолжала любить его своей убежденной платоникой – продолжала! Но я выросла и поняла, что без этого у нас ничего не получится… Что было делать?? Сердце разрывалось между симпатией и отчужденностью; это было похоже на струны, которые сам себе рвешь – и их жалко, и пальцы больно. Я не могла больше любить его или кого-то другого – мне было бы только хуже. Но и легче не стало… В лицее я знала двух Аполлонов – издали. Один посмотрел направо, другой – налево… Оба покорены – но не мной. И те же бесстрастные глаза и гордый вид… А я ничтожество – они это сказали молча.
Но что искать в их постели, среди их роз? Тошнотворное извращение! Это против моей природы. Я хотела поцеловать девушку – и нашла ее, когда уже не надеялась. Она сказала: «Как жаль, что ты не мужчина!» Вот мы и нашлись, наконец, дорогая принцесса Шарлотта! В этом корень зла и счастье жизни. От этой тоски в моих романах одни мальчишки. Я средний род, во мне сплошной раздор. Одно чувство всегда уничтожит другое, если задатки их совсем противоположны. Люди, к сожалению, не гермафродиты – и к такой жизни не приспособишься. Я умру бездетной и лишенной любви. Так пусть же теперь – молодая, на изломе души, оправданная мало-мальски приличной неудачей – аттестационным серебром…
… Не знаю, что случилось на самом деле: явился ли принц и покорил сердце или само сердце, полюбив, сотворило героя – но чем дольше оно любило, тем быстрее расцветало, а чем гуще сыпало цветами, тем сильнее любило и хотело любить еще больше. Никогда не думала, будто в этом огромном мире существует человек, который может оказаться моим настолько, что в этом уже не будет сомнений. Наверное, между нами существовал маленький бог, который одухотворял его, а образ наполнял титанической силой – потому что не удалось бы ни отсутствующему человеку произвести целое разрушение в чужом внутреннем мире, ни моему затравленному сердцу – вдруг воспрянуть в полной и логической законченности земного цикла.
Кто же тогда спас заразной болезнью из черных глаз, при которой все внутри горит и новой болью стирается старая боль – кто спас, вцепившись теплыми пальцами? Он приснился мне ночью: в аудитории мы писали тест по физике и поднимали друг на друга глаза как незнакомые. Но внезапно я увидела его рядом с собой и почувствовала соприкосновение наших рук. Тепло шло изнутри, из сна, из космоса, где все это было задумано – оно нарастало, но не обжигало, а словно поглощало все болевые и приятные ощущения до полной и покорной бесчувственности; оно становилось окружающей средой и основной потребностью, как воздух. Я схватила его ладонь, и мы убежали в коридор – чтобы прыгать по лестницам… Это был Мигель – или то, что из него создали для меня.
Он стал моим новым ночным кошмаром! Желание его, как жизненный импульс, заставляло меня просыпаться и лишало покоя. Однажды я открыла глаза и заметила, что рука моя двигается по кровати до самого края и обрывается вниз. В этот миг поняла: Я ИЩУ…
Стоял конец лета, когда все началось – и до того было захватывающе, что я не знала, куда топить голову. Не хватало времени думать о том, как это было раньше и как не смогло быть. Теперь оно напрашивалось каждую ночь… Что я могла сделать? Когда я смотрела на Мигеля (а его лицо и в темноте стояло перед моими глазами), то всякий раз чувствовала, что начинаю отдаваться – словно еду… В эту пору привычная платоническая любовь уже сделала из него главного человека в моей жизни, на котором зиждились цели, интересы, мечты, прогулки и цветы, разговоры и стихи, семья, два сына и дочь. Я вновь подошла к вечному парадоксу. Я должна была узнать, противен он мне или нет. А если потеряю его, если все будет по-прежнему – что тогда?! Свидетель Бог, я не смогу даже умереть покорно – если я его сейчас потеряю, то едва успею разрушить весь мир, прежде чем меня запрут в дурдом!.. И никогда еще мне не хотелось жить так, как тогда: найти, наконец, счастье или мстить, утопая в безумии. Я бы перерезала за него всех вместе взятых… Хорошо помню день своего первого эксперимента – 25 ноября 2001, воскресенье… Что сказать? Получилось все… просто все! Как по маслу.