— Это уже не тебе решать! — он резко отрезал холодным тоном, а я опешила, но не проронила и слова, потому что ощутила это чувство снова.
Ноги словно к полу приросли, и всё, что я могла — это смотреть как он возвращается обратно к своей семье. К тем людям, которые действительно знали, что значит семья, и теперь я в этом убедилась воочию. Однако это не меняло того, кем была я. А свою роль я уже сыграла, и надеюсь Энджела…
При мысли о наставнице руки сжались в кулаки, а тело налилось словно свинцом.
"Надеюсь, ты осталась довольна, Эн!"
Сперва я вошла в свой дом и не заметила, как отключилась. В моей помощи уже не нуждался никто. Потому, войдя в маленький старый дом, который возможно снесут после моего отъезда, как и весь район этого города. Я села на деревянный пол крыльца, чтобы опять остудить… Но в этот раз не уставшие ноги, а душу.
"Смешно… Как можно сравнивать боль в ступнях, которая преследует меня ещё со времён службы с болью в душе?" — я хохотнула сквозь слезы и влила в себя половину бутылки клубничного соджу.
Отрава оказалась мне по вкусу, как и слезы, которыми давилась больная дура. А я и вправду глотала слезы, и смех сменялся заливистыми рыданиями.
Видимо в таком состоянии действительно не заметила, как просто отключилась. И не только из-за того, насколько мне было трудно принять то, что произошло спокойно, но и потому что я влюбилась.
Я встречалась в чужую жизнь. И больше всего я хотела такой любви, как у Эн. Ведь всё это время подсознание так и стучало в мою черепную коробку:
"Посмотри! Открой глаза и посмотри, наконец! Такая жизнь возможна, такая преданность реальна, такой мужчина существует!"
Однако перед моими глазами продолжал стоять образ Дилана. Он постоянно находился рядом со мной, и то что происходило между мной и Тиеном, я воспринимала как предательство.
Я смотрела на это так, словно моя месть и собственное твердое решение утратить человечность убив — пустышка, потому что я ответила на ласку чужого мужика, избалованного полудурка, который бесил меня своим высокомерием настолько, что мне хотелось реально поднаддать ему так, чтобы мозги встали на место!
Однако, мне предстояло ещё одно — пережить следующие два дня, которые изменили моё отношение к жизни, навсегда.
Я поднялась с вороха покрывал, и выпив несколько обезболивающих пилюль, приняла душ и сменила повязку на ране. Следом флегматично стала собирать вещи. Складывала свой скудный багаж, зная что они уже здесь. И скорее всего позволят только проститься, но не пробыть до окончания панихиды.
Потому я хладнокровно собиралась принять то, на что согласилась, понимая, что сделала это действительно по собственной глупости, и в чем-то Джон был прав, когда говорил, что не следовало мне вмешиваться в то, что мне было не понять с самого начала.
"А смогу ли я понять это потом?!" — встала напротив трёх мониторов и смотрела неотрывно на то, как по ним бегает заставка.
В последний раз я сидела здесь и тоже собиралась улететь. Фактически меня больше ничего не держало в Корее. Дальше всё должно было быть именно так, как случилось.
"Как смерть одного человека и его семьи способна изменить это общество…" — боль и горечь прошила насквозь, а я лишь усмехнулась.
Моё хладнокровное злорадство над людским нутром было совершенно оправдано. Как только в прессу попала информация о трагической гибели такого человека, всё замерло. Остановился весь хейт, а попытки Слепого поднять волну того, что нет смысла боготворить умершего за свои же грешки человека, обратились против него же.
Люди… Впервые я признала, что людей, ещё можно называть таковыми. Потому что хейт обратился против программы, которая его распространяла. Малышку Сару оплакивали больше всего, и я понимала почему. Когда умирают дети — на небе загорается новая звезда и рождается ангел. Так говорит моя мама.
Ещё с детства я помню сказку, которую она написала для нас, когда умер отец. Именно её я прокручивала в голове, когда смотрела на то, сколько людей стояло у одного из похоронных центров, где два дня прощались с Шин Саем, Эн и Сарой.
Такую толпу не собрать просто так. Значит, этот человек действительно заслужил подобное. Он и его семья. Потому что мороз по коже пробежал настолько явственно от картины передо мной, что пришлось собраться с мыслями опять.
Не было ни капли наигранности на лицах парней из группы Волков. Не было ни капли фальши в тех чувствах, которые читались в каждом. А здесь были все. Впереди шли девушки из балета и несли фото, за ними с каменными и отрешенными лицами, шли парни из четырех групп, и в каждом из тех, кто держал в своих руках холодные металлические ручки, и выносил белоснежные гробы, я видела настоящее.