Ленка засмеялась, отпихивая его от своего лица.
— Угу. Мы тут, между прочим, два раза писяли. А ты унюхал.
— Глупости. Тут и кошки писяли, и собаки ссали. А пахнет не тем, пахнет вашими ля-ля и ой-ой…
— И глазами хлоп-хлоп… Ты чего один? Никакая не пришла за тобой ухаживать, да?
Пашка повернул ее к себе спиной и обнял, укладывая на плечо подбородок. Покачал, топчась.
— Ну-у… ага, не пришла. А мне самому лень.
— А со мной, значит, не лень?
— С тобой хорошо, — душевно признался Пашка, — с тобой можно просто так, ты не бегаешь, глазами хлоп-хлоп, ой, Пашечка, а ты мене любишь? Не ревнуешь. Не пугаешь, что отравишься. Так что, я тебя, Ленуся, приглашаю на танцы. Давай сегодня вдвоем, давай? И провожу. И поцелуемся.
— А вдруг я влюблюсь? В тебя, — развеселилась Ленка, — и стану так же, как они. Бегать и хлопать.
— Ой, да не дай же Боже, — испугался Пашка. Помолчал и спросил, — а ты правда, что ли, собралась?
— Неа, — легко ответила Ленка, — и не надейся.
Пашка приподнял ее, аккуратно поставил снова. Ткнулся губами в ухо.
— Ура! Я ж говорю, с тобой классно. Поехали, давай. Я даже трояк припас, на тачку. Барская такая поездочка, к самому клубу подрулим.
Глава 25
В разболтанной машине Ленка думала над словами Пашки Санича. Такой искренний Пашка, и этим ее постоянно обезоруживает. И правда, как хорошо, когда двое едут в машине, будут танцевать, друг с другом, и никакой у них нет любви, которая мешает, давит на сердце, ловит чужие взгляды, примеряя каждый — вдруг кто-то вклинится и заберет его, или — ее.
Пашка оглядывался на нее с переднего сиденья, блестел зубами, вертел стриженой головой — наслаждался поездкой.
И в темном прыгающем зале им тоже оказалось совсем неплохо. Пашка никуда не девался, танцевал только с ней, вместе выходили покурить под лестницу, вернее, он курил, рассказывая какие-то пустяки, а Ленка стояла рядом, смеялась этим пустякам и кивала. И ей казалось, что они где-то в другом месте, хотя вокруг то и дело мелькали знакомые лица. Валька Панчуха прошла, вместе с прекрасным Вовой Индейцем, оба покачивались, смеясь, и оглядывались, крича кому-то. Один раз Ленка замолчала и быстро ступила ближе к окну, в темный угол. У подножия широкой лестницы встали, о чем-то переговариваясь, Юра Бока с приятелями — Строган там был, как всегда лощеный, как полированный сервант, и Мерс топтался, стягивая с шеи бесконечный шарф и звеня на пальце ключами от своего жигуленка.
— Правильно, — сказал Пашка, заслоняя ее от света, — с ними не надо, Ленуся. Щас свалят и мы наверх, там Антонова крутят. О, любимая моя песня.
Они бежали по лестнице, Пашка крепко держал ее руку своей и от самого входа обнял, закачал в танце, тыкаясь теплыми губами к уху:
— Гляжусь в тебя как в зеркало… до… голово… кружения… чего ты ржешь?
— Слова смешные. Чего он там, ну ты в смысле, увидишь, в лице? Он жеж мужик. А смотрит…
— Та. Какая разница. Зато какой медляк, да?
Среди цветных пятен мелькнуло что-то, Ленка насторожилась, всматриваясь. Но медляк с отражениями кончился и над их головами, над неровными нагромождениями колонок и всяких причиндалов, вспыхнуло светлое упрямое лицо с черно накрашенными ресницами до самых висков. Женский голос требовательно запел, дергая танцующим руки, ноги и плечи.
— О! — закричал в шуме и блеске Пашка, вытаскивая Ленку в середину зала, — «Блонди»! Танцуем, Ленуся!
— Тебе нравится? — Ленка двигалась в такт звонкому высокому голосу, такому, не очень такому, чтоб уж нравился ей. Но Валик сказал…
И забыв о том, что хотела высмотреть в зале нечто, обеспокоившее ее, она задирала лицо, рассмотреть тонкую блондинку с прямыми плечами и расставленными ногами под широким подолом ярко-синего платья.
— Еще бы! — мотал головой Пашка, — ты что, это же классная певица! Супер!
Ленка подумала, а вдруг скажет, — вы похожи. Ждала. Но Пашка прыгал, толкая ее локтем и смеясь. Наслаждался. Она встала напротив, притягивая к себе его голову.
— Что? — прокричал он в шуме.
— Похожа? Я похожа на нее? — Ленка отодвинула лицо, поворачивая его к цветным вспышкам. Пашка добросовестно осмотрел, снова обнял:
— Неа. Ну, может чуток совсем. Она вон какая.
— Угу. А я — просто так.
— Что?