— И я по-прежнему жду, что ты мне все объяснишь!
— Нет.
— Значит, нет? — в голосе мамы была грозная растерянность.
Ленка кивнула, забирая со скул волосы. Руки тоже дрожали, ну вот, ее золотая мама добилась своего, теперь и ей впору глотать корвалол.
— Если бы со мной по-другому, я бы сказала. Может быть. А так мне ужасно интересно, ты поверишь хоть разочек, что я не обязательно жуткая пропащая девка, даже если секреты. И вообще, мне нужно писать анатомию. Завтра контрольная.
Она ушла к столу, села, раскладывая книги и нагибая голову.
Какая тоска. И даже побыть одной никак не получается. Мать выросла в коммуналке, где постоянно туча народу, и ей оно совсем не мешает. А Ленке необходимо одиночество и где его взять? Самое смешное, что бояться закрытых дверей мама стала как раз из-за любимой своей Светочки, это она умудрялась выпить с Петькой пузырь шампанского, шепотом хихикая, а потом еще три часа зажиматься на диване. А один раз Петечка вырубился прям у них в комнате, нарыгал на пол, и был великий скандал. Светке как с гуся вода, а младшая сестра теперь должна расхлебывать.
— Алло, — раздраженно говорила в коридоре мама, — алло? Вы что молчите? Вас не слышно. Кого? Лену? Уж извините, она села готовиться к контрольной. Да…
— Мам? — Ленка вскочила, роняя тетрадь, выскочила в коридор, выхватывая трубку из материной руки, — алло? Кто…
— Перезвонит, — нервно сказала Алла Дмитриевна, — ну и что это? Явно межгород, это что? Это теперь тебе из Феодосии еще будут названивать, да?
— Феодосии, — потерянно повторила Ленка, опуская руку с зажатой рубкой.
И закричала, бросая ее на полку.
— Это Феодосия? Ты что? Почему ты? Это меня же!
— Перезвонит, — упорно стояла на своем мама, дергая плечом и бесцельно двигая мелочи на полке — щетку, тюбики с кремом, высокий флакон с косметическим молочком, — и вообще, хватит. Тебе учиться.
Ленка развернулась и ушла в комнату. Оглушительно хлопнула дверями и подперла их креслицем. Стала быстро ходить взад и вперед, вытаскивая из шкафа вельветки, колготы и свитерок.
Через пять минут вышла, с волосами, увязанными в хвост, потащила с вешалки клетчатое пальтишко с дурацкими пуговицами.
— Ты куда? — возмутилась мама, — не смей! Тебе ведь… я не пущу!
— В окно выпрыгну.
Сбегала по ступенькам, как всегда машинально пересчитывая их под каблуками сапожек, — раз-два-три… седьмая. Хлопнула пружиной входная дверь.
— Лена, — голос остался в подъезде.
Ленка быстро прошла по двору, мимо бледных астр в клумбах, мимо полосатых крашеных лавочек. Накинула капюшон холодными руками, сдвигая его на самый лоб. Сверху засвистел попугай дяди Коли, как всегда, одобрительно. Проскрипел, заигрывая:
— Орешков, хочешь орешков? О-о-о, какая…
Попугай жил на балконе, который рядом с семкиным. Потому Ленка еще ниже опустила голову, свернула за угол, чтоб быстрее все позади. И так же быстро не пошла привычной дорогой к Рыбкиной пятиэтажке, а пробралась под самой стеной, огибая дом с другой стороны. Встала, кусая губы.
Было так, будто для нее совсем нет места, нигде в этом городе. И может быть во всей этой стране, или даже на планете. Потому что она не правильная Олеся и не любимая мамина Светочка. Какая-то она совсем не такая. И именно от этого все вокруг серое, холодное, полное злого декабрьского ветра.
Она подняла голову, скидывая капюшон. На балконе в соседнем доме маячил Пашка, махал голой рукой под кинутой на плечи курткой, орал и свистел, перекрикивая музыку.
У Ленки чуть-чуть отлегло от сердца. Ну, хоть Пашка. Он ее не гнобит. И может быть, выслушает, чтоб она совсем не взорвалась от отчаяния.
В квартире у Пашки она была в первый раз. Топталась в прихожей, стаскивая пальто и стесненно прислушиваясь.
— Не трусь, — бодро сказал Пашка, скидывая куртку с голых плеч, — предки свалили в гости, приедут аж к ночи. А я вот с работы только что, динозавра в гараж отогнал. Ты чего смурная? Чай будем? А пожрать? Ты салат умеешь? Мне нравится, когда девочки раз-раз-хоба салатик там, все красиво, а не колбасу на газетке. Элька, а ну место!
К ногам Ленки кинулся толстый старенький пинчер, похожий на облезлого игрушечного оленя, задергал куцей задницей с обрубочком хвоста.
— Ой, — сказала она, садясь на корточки и трогая гладкую спину.
— Ага. Это Элька, она уже старушка совсем. Когда провожать тебя пойду, то ее выгуляю. Поняла, каракатица? Потом погуляем.
Поддергивая на поясе старые джинсы, Пашка устремился в кухню, загремел чайником, хлопнул дверцей холодильника. Ленка пошла следом, шлепая мягкими тапками и заглядывая в увешанную коврами комнату, откуда орала музыка.