— Ешь. И сидеть тут. Ты понял, Кокоша? Тут будешь!
Обратно шел, захлопнув двери в кухню, нес в руке два тонких стакана, а в другой — бутылку темного стекла.
— Из дома, что ли, сбежала? Нет? Чего топчешься?
— Я… А где ваша… Я разговаривала же.
— Женька? За Митяем поехала, к бабушке. Вернутся утром уже.
Он мелькал в комнате, Ленка видела, то руку, то голову, то склоненный над полированным столиком бок и карман на брюках. Под руками у него звякнуло, дзынькнуло. Зашуршали салфетки.
— Я пойду, — хрипло сказала Ленка, поднимая с пола сумку и дергая язычок замка на двери.
— Что? — удивился Гена таким громким и насмешливым голосом, что у нее отлегло от сердца, — испугалась, что ли? Нашла насильника, вот уж. Мне из-за тебя жизнь херить и в тюрьму садиться? Не дождешься. Скидывай сапоги. Кормиться будем.
Ленка подумала и сняла сапоги. Прошла в комнату, расстегивая курточку. Гена, увалясь в кресло, махнул рукой:
— На диван кидай. Садись там вот, от меня подальше. И рассказывай. Через полтора часа смена. Успеешь?
Она села в мягкое кресло, поерзала, чтоб не проваливаться. И кивая подсунутому бутерброду с ветчиной, устроила на коленках плоскую тарелку, изрисованную розами. Посмотрела на высокий стакан, в котором бежали вверх пузырьки в розовой толще.
— Спасибо. В общем, мне нужно позвонить, брату. А я не знаю номера. Ну, и я хотела, чтоб вы его позвали. Как доктор, понимаете? Так, на всякий случай, а то вдруг там строго.
Гена, покачивая ногой в сером носке, внимательно выслушал Ленкин рассказ о путевке, и о том, что приехала на два дня раньше и вот завтра Новый год, а она даже не знает, вдруг Валика там нету вовсе.
— Подожди, — прервал, наливая себе полный стакан и поднимая его над столом. Повел, салютуя, и выпил, заел кусочком рыбы.
— Я не понял. У тебя, говоришь, путевка со второго? А сегодня — тридцатое. Если его нет, тебе два дня кантоваться где-то. Ну и приехала бы второго, а?
— А праздник? — удивилась Ленка, медленно вертя тарелку на колене, — Новый год же.
Гена бросил на стол скомканную салфетку. В кухне тихо скребся черный пес со смешным именем Кокоша. И в углу мягко сверкала огоньками елочка, вся в шариках.
Митяй, вспомнила Ленка, это сын у него — Митяй. И жена — Женя.
— Угу. Понял. Ты приехала, так рано, потому что хочешь Новый год — с ним. Так?
— Ну да.
— Ты выпей. Это совсем легкое винцо, лимонад скорее. И колбасу давай точи.
— Спасибо.
Он встал, одергивая рубашку, вытащенную из брюк. Прошел к столу у окна и, пошарив там, цыкнул.
— Справочник по больницам и санаториям на работе лежит. Так что, гуляем еще, Леночка-Еленочка, а через часок туда. Позвоню, выну из мироздания твоего златого братца.
Снова сел, придвигая свое кресло так, что его колени почти уперлись в Ленкины. Взял ее руку в свои, сжимая сильными пальцами.
— Не трепыхайся. Просто сидим. Удивительно мне это слышать и не особо понятно. Если конечно…
Он прервался, разглядывая ее, и вдруг усмехнулся. Ленке стало неуютно, и она отняла руку, взяла стакан, отпила, чтоб видел — для дела убрала.
— Знакомо ли тебе, моя девочка, такое иностранное слово — инцест?
— Что? — Ленка поставила стакан. И попыталась мысленно свистнуть, чтоб смелая пришла и помогла согнать мысли, которые разбежались. Она это слово знала, да. Но утренний скандал с мамой, поездка, всякие переживания — выбили из головы способность быстро припоминать и нормально думать.
— Я… Это болезнь, да?
— Проехали, — отмахнулся Гена. Он улыбался и что-то было внутри этой улыбки, будто он купил торт, и вот сейчас отрежет кусок и откусит, разевая рот во всю ширину.
— Еще налить? Если не найдешь своего хлопца, я тебя устрою, до второго числа. Идет? У меня сосед уехал на лыжах кататься. Переночуешь там. Это на пятом этаже.
Говорил и сам наклонялся все ниже, мягко кладя ладони на ее колени. Поблескивали глаза на темном против света лице. Будто их помазали маслом.
— Руки уберите лучше, — сказала Ленка, — а то закричу.
— Нда… — он убрал руки и откинулся на спинку. Блеск глаз исчез.
— Странная ты девочка, Лена. Сначала звонишь мне, требуешь сведений о препаратах, которые понятно ведь для чего тебе.
— Я подруге.
— Ах, конечно. Дальше что? Дальше ты приезжаешь, с вещами, разыскиваешь меня. Сидишь, пьешь со мной игристое. Просишь разыскать мальчишку. С которым у тебя некие странные отношения. И тут же — уберите руки, дядя доктор.
— И что? — удивилась Ленка, — это вы странный. Я этого игристого попила перед дискотекой, наверное, уже ведер сто. За два года. И с пацанами танцевала, как угодно вот. И стала сразу, черт знает кто? По-вашему, ко мне теперь можно приставать?