Ленка покосилась на Веронику. Та выслушала и кивнула, совершенно серьезно, без взрослого над ребенком умиления:
— Да. Есть такая. Валя тебя отведет.
Глава 32
Убежав к поварихе тете Маше, Валик вернулся с ношеными чистыми полукедами, и Ленка, оставив свой баул в медпункте на первом этаже трехэтажного корпуса санатория, переобулась, натянув чистые носки. Причесалась, разглядывая в окне темные какие-то елки и улыбаясь тому, что для ночлега ей все время попадаются всякие медицинские места, полные белых простыней, ширм и клеенчатых кушеток.
А потом все это вылетело из головы, потому что в рваных облаках просвечивало солнце, делая воду в бухте волшебно-зеленой, а справа, куда они шли, поднимался черный хребет Кара-Дага, зубчато подпирая бледное зимнее небо. И совсем не по-зимнему грелись под распахнутой курткой лопатки и плечи.
Валик забегал вперед, падая на колено, командовал, и Ленка послушно замирала, сердясь сквозь старательную улыбку:
— Не надо снизу. Плохо будет. У меня лицо круглое.
— Хорошее лицо, — обижался Валик и после кнопочки нажимал рычажок, переводя кадр.
Шли вдоль обрыва, сыпля шагами каменную и глиняную крошку. Ленка трогала круглые листья скумпии, такие красные на фоне серых валунов. И смеялась, щурясь от режущей синевы воды, которая в тени черных скал сама становилась черной.
Узкая тропинка вывела их в крошечную, размером не больше комнатки бухту, сплошь засыпанную круглой галькой, и по ней, — спрыгивая следом за Панчем, Ленка ахнула — кругом по ней сверкали розовые и красные пятна. Будто набрызгано краской.
Валик нагнулся, цепляя на палец ажурную скорлупу.
— Их море бьет, а потом катает. Смотри, теперь они даже лучше, чем целые, да?
— Кружевные, — кивнула Ленка, тоже нагибаясь и подбирая скругленные осколки с прорезями.
Валик вытащил из кармана связку веревочек и старых шнурков. Поделился с Ленкой и целый час они старательно собирали раковинное кружево, нанизывая его на веревки. Ленке стало жарко, она стащила куртку, кидая ее на камень. И расхохоталась. Валик увешался весь — на шее и на плечах, на животе болтались веревки с ракушками. Смеясь, затопал по гальке, чтоб они загремели. Теперь уже Ленка держала фотоаппарат, и он замирал, корча рожи и растопыривая руки.
Потом сидели рядом, молча смотрели, как вода прыгает вверх, вскакивая на плотных брызгах, не удерживаясь, валится и утекает обратно, чтоб тут же попробовать снова. Сбоку из-за черной скалы с рыжим боком поддувал тонкий ветерок. И Ленка забеспокоилась, чтоб Валик не замерз, но он отмахнулся, подбирая круглые галечки и швыряя их в прыгающую белую воду.
— Та сейчас пойдем. Через минутку. Наверху еще тепло, там уже таблетку съем. К обеду как раз вернемся.
— Хорошо, — успокоилась Ленка, подбирая волосы под выданную Валиком кепку, — а вообще сегодня будет как? Новый год ведь.
— Пожрем. Потом с елкой поможем, или гирлянды еще повешать. Где мы с тобой ночевали, помнишь? Там будет вечер, в спортзале. Танцы, все такое. До двенадцати. Для тех, кто остался, не уехал на каникулы. И еще с других санаториев придут. А после сразу отбой, Квочка сказала.
Он улыбнулся.
— Поведут парами, как цыплят. Но мы с тобой удерем. Что за фигня, Новый год и спать. Правда же?
— Только чтоб не узнала она, — взволновалась Ленка, — слушай, а почему бухта эта тайная? Ты сказал — ее нету? Это как?
Валик обнял коленки, укладывая на них подбородок.
— Ну… когда мы тут, нас не видно. О!
Он развернулся к обрыву, откуда слышались далекие голоса.
— Идет кто-то. Вот смотри, щас.
За кустами показались две головы. И над плечами одной — белый квадрат наискось.
— А как же Кандинский, Николь? — сказала голова на фоне квадрата, перехватывая его удобнее, — или, например, Леже…
Невидимая за кустом Николь возразила что-то резким птичьим голосом и чертыхнулась, гремя и звеня.
— Осторожно! — завопила голова, бережно удерживая свою ношу.
— Эй! — вдруг крикнул Валик. Вскочил с камня, загремев ожерельями, прямо на границе тени, уползающей под обрыв с тропой.
— Эй, эй там! — кричал, размахивая руками, — Кандинские!
Ленка тоже вскочила, дергая его за рукав.
Но двое на тропе, будто не слыша, прошли и скрылись, оставив стихающие голоса.
— Ты не прав, о-о-о как ты не прав, и если ты посмотришь…
Валик встал, победительно выкатывая грудь.