Это было неловко и одновременно очень радостно. Ленка прокашлялась, смеясь — папа там кашлянул тоже.
— Фу. Богатый будешь, пап. Я не узнала. Ты там как?
— Летка, я быстро. У меня к тебе просьба. Большая. Ручку возьми. И бумагу. Взяла?
— Да, — растерянно сказала Ленка, нашаривая карандаш и листок бумаги, вырванный из старой тетрадки, — да. А что?
— Пиши. Не путай только. Город Ялта. Улица…
Ленка нахмурилась и прижала трубку щекой к плечу, корябая листок.
— Панченко. Лариса… — голос отца прервался, засипел, и он снова неловко прокашлялся, — Ивановна. Повторить?
— Не надо, — мрачно ответила Ленка, глядя на кривые буквы.
— У меня там на полке, в шкафу. Под свитерами, ключи. От гаража. Ты, пожалуйста, съезди, когда там дядя Витя, у себя будет. И в тумбочке, которая в углу, в дальнем, там сверток. Его надо посылкой отправить. По этому адресу. Летка, это не дорого, ну должно быть не дорого, кажется, рубля три. Ты попроси у бабушки.
— Угу, — ответила Ленка негромко, — щаз вот.
— Что?
— Ничего. Ну, отправлю.
Она замолчала. Ждала. С улицы радостно кричали дети, солидно лаял сенбернар из первого подъезда, и хозяйка, модная дама Эльвира истерично кричала «фу, Джерри, я сказала, фу!»
Отец помолчал тоже. В трубке щелкнуло и пикнуло.
— Летка, — заторопился он, — ну, в общем, ты… а я тут… Пожалуйста. И это…
Она сурово молчала, не помогая отцу договорить.
— Маме не рассказывай. Ладно? Будет волноваться. Ну, так вот.
— Хорошо. Пап?
— Кончаются. Жетоны кончились, доча. До свидания. Да, еще!
— Что?
— Закрой хорошо. К дяде Вите в гараж подойди, попроси, он проверит, поняла?
Ленка, прикусывая губу, чтоб не разреветься, как маленькая, молча опустила трубку, прижала ее изо всех сил, так что пальцы и заныли. Вот так вот. Попрощался папа с дочкой Леткой-Енкой. Поедь, достань сверточек, пошли посылочкой. А ей даже не сказал, я тебя целую, Летка…И эти еще, две кошелки, разбежались…Бабка еще эта…И Ганя лазит там с Олькой. Фу. Все каникулы коту под хвост!
Телефон под пальцами снова затрещал. Ленка смотрела на него и думала мстительно, вот не брать, вообще никогда. Выкинуть. Разломать к чертям. И вообще развернуться и уехать. Туда, в восточные Саяны, куда в пятом классе мечтала отправиться геодезистом, начитавшись книжек путешественника Федосеева. Конечно, лучше бы в Калифорнию, где Джек Лондон, Смок и Малыш, но кто ж ее в Калифорнию пустит, а Саяны вот они, в Союзе. Будет она ходить совсем одна, по тайге, в штормовке, с рюкзаком, и никаких телефонов, посылок в Ялту, бабушек с воплями, никаких…
Телефон все звонил и она, вздохнув, подняла трубку, почти роняя из занемевших пальцев.
— Ты, Малая, долго будешь лыцаря с себя корчить печального образа, — сухо поинтересовалась трубка Олиным голосом.
— Не знаю, — так же сухо ответила Ленка, внутри прыгая от радости.
— Короче так. Дуй ко мне, сейчас же. Каникулы, а мы сидим, как пеньки. Придумаем план и все это — наверстаем, ясно?
— А Семки?
— Звонила уже. Через два часа придет наша каракатица.
Уже натянув свои самопальные вельветки и полосатый вязаный свитерок, Ленка, моргая срочно накрашенными глазами и пальцем поправляя ресницы, встала в коридоре, поколебалась минуту и вошла в спальню родителей, где временно воцарилась бабка.
Открыла шкаф и запустила руку под теплую стопку свитеров и рубашек. Нащупывая в дальнем углу ключи, понюхала вещи — от вязаного полотна пахло табаком и папиным одеколоном.
Вытащила тяжелую связку из двух больших ключей и одного маленького плоского. И услышала, как в коридоре, быстро проскрежетав замком, распахнулась дверь.
Бабка скинула туфли как раз вовремя, чтоб увидеть выходящую из спальни внучку. Выпрямилась, рука замерла на пуговице плаща.
— Деньги искала, — утвердительно вопросила, с ненавистью сверля Ленку выцветшими глазами.
— Что-о? — та задохнулась от возмущения.
Прошла мимо, задирая подбородок и сжимая в кармане вельветок неудобные ключи.
— А ну покажь! Чего унесла ссюдова! — загремела баба Лена.
— Щас! — крикнула Ленка, — разогналась! Это моих родителей спальня!
— Там твоего ничего нет! — вопила бабка, ныряя в комнату, и Ленка, помирая от бешенства, услышала, как та щелкает замком своей сумки — проверяет кошельки, догадалась. Потом захлопали ящики письменного стола.
— Тута все, все что тута, то Сережечка мой горбатился, на вас, курвищ бездельных! Ничего тута твоего не…
Но Ленка уже вдела ноги в сапоги, и выскочила, на ходу суя руки в рукава короткой синей курточки. Повернула ключ в замке.