— Раз-ра-азбилось, — рассказала Валя, глядя испуганными круглыми глазами, — вы-ыпало, раз-билось. Лен…
— Нормально все. Не переживай. Лучше бы выпили, да, Валь?
Быстрая песня кончилась. И начался неотменямый отель «Калифорния».
— Забы-ыла, — продолжала рассказывать Валя, — оно, там, а я вот…
В далекой двери замаячили три фигуры, встали, внимательно оглядывая зал с качающимися парами.
«Вот же черт», снова подумала Ленка, «и что теперь»…
Но из темноты перед ней вынырнул Митас, поклонился, подавая руку кренделем. И Ленка, придвигая Валю к стеночке, где та спряталась за чьи-то спины, двинулась за Митей в толпу, нагибая к его плечу пушистую, со всех сторон, ей казалось, видную голову.
— О! — удивился Митя, шумно вдыхая, — а вы уже там шарахнули, да, Ленчик? А меня почему не позвали? Я бы на хвост упал.
Ленка пожала плечами, незаметно двигая Митю подальше от входа. Он нагнулся к ее уху:
— Я читал, что вино улучшает женское либидо.
Произнеся, с ударением на последнем слоге, замер, дыша и прислушиваясь.
Ленка опешила, а потом неприлично громко и нервно заржала, сгибаясь на его плечо и топчась слабыми ногами.
— Чего? — обиделся Митя.
— Посею либидо на берего, — заикаясь, пропела Ленка, — ой, Витас-Митас, уморил, блин.
— Подумаешь…
Он выпрямился, задирая остренький тонкий нос. Но Ленка уже замолчала, вглядываясь в светлый квадрат распахнутых дверей. Там, рядом с троицей из туалета, возникла еще одна фигура. Высокая, в куртке с воротником, закрывающим шею, с лохматыми волосами, просвеченными по краям. И с неразличимым отсюда бледным лицом.
Митя попытался Ленку крутануть. Дернул, нависая. Она несильно толкнула его от себя.
— Подожди…
Голоса музыкантов умолкли, начался проигрыш, который они исполняли фальшиво, но с упоением. А Ленка, всматриваясь, шла через толпу, отводя рукой чьи-то плечи и бока, вывертывалась из-под наступающих в танце пар. И, подойдя ближе, засмеялась от неожиданности. И радости. Ступила еще, оказываясь в шаге от недавней врагини, подняла лицо и, неудержимо улыбаясь, сказала:
— Приглашаю. Пойдем.
Валик шагнул навстречу, замявшись, и оглядывая ее лицо, волосы, рассыпанные по плечам, аккуратно примерился, кладя свои руки, и Ленка, смеясь, положила их правильно — одну к себе на талию, в другую вложила свою ладонь.
— Ты откуда взялся?
— Сбежал, — важно ответил Валик, и фыркнул, наклоняясь к ее уху, — через окно в спальне.
— Врешь. Дурак ты.
— Вру. Ушел до ужина, пацаны сказали, прикроют. Приехал вот.
— Откуда знал, где искать?
Они топтались в полумраке, Ленка вела, толкая от себя и наступая на его послушную фигуру. Потом делала шажок назад и мягко притягивала мальчика к себе. И дальше, уже не шагая, просто покачивались, а в углу на дощатой эстраде голосил парень с гитарой, и было совершенно неважно, что он нещадно перевирает слова, и фальшивит в аккордах, потому что это ведь «Отель Калифорния» — музыка высокой тоски на все времена. И на их, оказалось, общее время тоже.
— Ты сама сказала. Номер школы. Когда ночью болтали, помнишь?
— Неа. Не помню.
— Что? — он нагибал голову, Ленка тянулась к его уху, жмурясь от щекотных кончиков темных волос.
— Я говорю, молодец. Мо-ло-дец, что приехал! Блин. Блин!!!
— Кричать? — деловито предложил Валик, и, выпрямляясь, набрал воздуха в грудь.
— Перестань! Вот чума ты, Валик Панч!
Музыка замолчала, включился свет. Ленка взяла теплую руку и потащила Валика в угол, кивая Виоле, усадила на лавочку и села рядом, вытягивая ноги. Открыла рот, но тут снова грянули скачущие ритмы, и они вместе расхохотались, валясь друг на друга плечами. Поодаль мелькала Валя, выразительно закатывала глаза, кивая на Валика, и исчезала, упрыгивая за головы и плечи.
Валик примерился и обнял Ленкины плечи длинной рукой, царапнув ей щеку уголком воротника. Она закрыла глаза, приваливаясь к нему. Это было так… Будто вообще ничего не нужно, сейчас — ничего. Казалось ей, что мир, который несся в пустоте, разбрызгивая с себя всякие вещи, и они терялись, ломаясь на лету и исчезая, — замедлился и вдруг завертелся единственно верно, как надо. И все стало крепким, надежным и от этого радостным. Так удивительно и совершенно непонятно, и не с чем сравнить, не к чему приложить, примеряя. Ну так — живи, напомнила себе Ленка его слова. Просто — живи. И она улыбнулась, принимая это знание, вернее, умение без знания — бери то, что случилось, то, что поистине хорошо, если чувствуешь — оно верное. Бери и скажи за это — спасибо.