Но это было позже, а тогда, выскочив за мышкой в темноту, она, горячая от танцев, с мокрой на животе рубашкой, сбежала по нескольким ступенькам, встала, вертя головой. И тут же получила затрещину, чуть не упала, взмахивая руками. И, не успев ничего понять, уже бежала, схваченная за руку, а позади ее догоняли беспорядочные удары. Недалеко. Проволочив под окнами спортзала, швырнули за угол, там прижали к глухой стенке без окон, а перед глазами толпились черные неровные силуэты каких-то косматых деревьев.
Ей было страшно. И от этого стыдно. Ноги стали ватными и подгибались, и она понимала, нужно бы хоть попробовать. Заорать, начать вырываться и пинаться. Но из-за этого ватного страха она протормозила, а теперь вот приближается ленивый хриплый голос, и мышка, которая оказалась Кисей, торопится рядом, показывая дорогу.
— Вот Чипер тебя и научит щас… Родину любить… — высокая сдвинулась в сторону, замахала рукой, смеясь, — и Лемыч тоже. Эй, ну вы чего долго так?
— Че такое тут, Сонька? — силуэт приблизился, встал вплотную, наплыло мужское лицо, окатывая Ленку запахом спиртного и сигарет.
— Грубила, Коль, — торопясь, рассказала высокая Сонька, — я ей говорю, штаны чего сука, а она мне…
Рука провела по волосам, забрала пряди в горсть, несильно дернув.
— Хорошая какая девочка. Ты откуда такая, девочка, а?
— Пусти, — сказала Ленка, мотнув головой, прижалась спиной к стене, — пусти. Ну, пожалуйста.
— Пущу, — согласился парень, — с мной пойдешь, пущу. Водки налью.
— Коль, — обиженно протянула за его спиной высокая.
— Заткнись, — огрызнулся Коля-Чипер, — я тебе мальчик, что ли. Иди вон, с Лемычем постой пока. А я с девочкой побазарю. Ишь, классная какая девочка. Где же таких разводят, а? Ты чего молчишь, курвочка? Ну? Я спросил…
— В Керчи, — мрачно ответила Ленка, медленно сдвигаясь вдоль стены и напряженно отводя голову со схваченной прядью.
— Атличница небось, — Чипер заржал, становясь так же, как до него стояла Сонька — положив руки на стену вокруг Ленкиной головы, — атличница-дискотеччица.
— А ты в Керчи был?
— Керчуха-а, — протянул тот, ухмыляясь и приближая лицо к ее носу, — опаньки, да-а-а, Керчуха. А то, был, конечно.
— Сережу Кинга знаешь?
За его спиной смеялся названный Сонькой Лемыч, и мышка Кися хихикала, а сама Сонька обиженно что-то говорила, и ее кажется, хватали за руки, чтоб не пустить к беседующим.
— Кинга? — голос Чипера слегка изменился, — ну… а кто ж не знает Кинга. И чего?
— Ничего. Только вот он…
Но договорить не успела. Из-за угла кинулся в уши отчаянный крик.
— Малая! — орал мальчишеский голос, через быстрый топот, — Ма-лая! Лен-ка!
— Панч! — закричала она, рванувшись и отталкивая мужские руки, пнула коленкой куда-то в бедро, споткнулась, почти падая и толкаясь ладонью от шершавой, полыхнувшей по коже побелке.
Бежала, вдоль призрачно белой стены, волосы мотались по скулам, и казалось, прямо над ее плечом слышится хриплое дыхание Чипера, вот его рука скользнула по рубашке, дернула волосы. Ленка изо всех сил мотнула головой, свернула, нагибаясь и почти падая. И, вцепляясь в руку Валика, потащила его от угла, от стены, от крылечка с приоткрытой тайной дверкой.
Позади слышались топот и сдавленная яростная ругань.
— Туда, — прохрипела Ленка, таща мальчика к большой двери в корпус, — скорее, туда!
Влетели, хлопнув высокой дверью, проскочили мимо орущего сердитого дядьки, что поднялся с табурета. И выбежали в коридор, в конце которого бумкала музыка.
— Ох, — сказала Ленка, валясь руками на подоконник, — ох, блин, Панч, ну, как вовремя! Какой ты молодец…
Замолчала, глядя, как Валик стоит согнувшись, тоже молчит, не поднимая лохматой головы, и худые плечи странно ссутулены, вроде кто-то его связал невидимой веревкой.
— Валик? Валь…
Она качнулась от подоконника, наклонилась, беря его за плечо, и ахнула тому, какое оно — каменное совсем, неподвижное. Падая на коленки, попыталась заглянуть снизу в лицо, и еле успела подхватить валящееся на нее тело.
Он падал, все так же сведя плечи, и уронил ее, примяв собой. Ленка вывернулась. Нагнулась, пытаясь в жиденьком свете лампы на потолке разглядеть лицо. На нее смотрели отчаянные темные глаза, а рот раскрывался, и, тут ей стало совсем страшно — не было хрипов, вообще не слышно было дыхания, будто ничего не попадало туда, внутрь.
— Валик! — закричала она. Над головой затопали шаги, кто-то остановился, в паузе между музыкой стали слышны голоса, но она не понимала, что говорят. Держа плечи, нагнулась к самому лицу.