— Ленчик, — нагнулся, дыша коньяком и сигаретами, положил руку ей на колено, — лапочка, нам с тобой тоже пора. Пошли, детка, в постельку, нам еще поспать надо успеть, а не только поебаться.
— С тобой? — ошеломленно спросила Ленка, спихивая его руку и подбирая ноги плотнее к краю диванчика.
Настало молчание, в котором из дома слышался Ларочкин смех и невнятный уверенный баритон Кинга.
— Вот блядь, — Димон выпрямился, взлохматил волосы и снова нагнулся, на этот раз крепко беря Ленкины плечи, — я хуею, Малая, с тебя. А с кем? С дядей Васей, что ли?
— Пусти! Я кричать. Я закричу сейчас!
— Ага! — Димон навалился сильнее, обхватывая ее, пыхтя, зарычал в ухо, стаскивая с качающегося дивана, — ты заебала мозги крутить. А кто меня лапал, в воде, а? Кто жопой сверкал, ныряльщица хуева? Ты вообще почему ехала? Со мной? Я тебя вез! Потом нянчил, когда рыгала тут и в истерике билась. Еще ездил, машину бил по буеракам. А ты динамишь, значит? А ну встала быстро! Пошла в дом, я кому сказал!
За его спиной тускло светили остатки костра в кокетливом очаге, аккуратно выложенном из ровных оранжевых кирпичей, и неяркий свет очерчивал плотную фигуру, ссутуленные плечи, над которыми — острые тени лохматых волос. А лица не стало видно совсем, только взблескивали при каждом фразе глаза и зубы, будто зверь — скалится, обнажая десны.
Зверь… Ленка отчаянно собирала скачущие мысли, но времени не было, совсем. Закричать? Рвануться. А было, только что было. А что еще…
Она опустила лицо, закрыла его руками. Перестала глядеть на то, что маячило перед ней в темноте, закрывая мир и звезды. И замерла, не говоря ничего.
— Ну? — с угрозой сказал Димон, встряхивая ее плечи.
— Сейчас, — медленно ответила она, — Димочка, сейчас. Подожди.
— Ну… — он отпустил ее, свешивая руки.
Откуда-то с другого края бухточки пиликала негромкая музыка, и время от времени бархатным невнятным голосом что-то вещал диктор.
Ленка убрала руки, ясно взглядывая в темноту, обрисованную светом.
— Я же. Я его люблю, понимаешь? Дурака этого. Вот и дура полная, кинулась, приехала. А он.
— Мн-э… — Димон выпрямился.
Ленка помолчала, с ужасом ожидая, что раскричится, или снова начнет дергать ее за плечи, хотела добавить еще чего-то, но по какому-то женскому наитию молчала, сидя каменно и неподвижно. С кем-то другим, да с тем же Кингом, этот разговор был бы смешным и жалким, беспомощным. Но не зря же она ездила с Димоном в машине десятки раз, слушая его пошлые грубости, такие намеренно вызывающие.
— Погодь. Лен. Ну я думал, ты просто. С нами.
Ленка скорбно усмехнулась, обхватывая свои плечи, будто замерзла.
— Дим. Целый год мы знакомы. Ты же сто раз со мной общался. Скажи, я просто? Вот подумай, ты же умный, я блин гордилась всю дорогу, что с тобой знакома, что у меня такой друг.
— Да? — Димон явно приятно удивился.
— Конечно! Если бы чисто-просто встречаться, койка там, а у нас не было ничего, потому я могу, про тебя… — Ленка поняла, что сейчас запутается и сразу перескочила на другое, — умный, — повторила с нажимом.
И снова спросила:
— Разве было похоже, чтоб я, как другие вот?
— Нет, — задумчиво согласился Димон, — меня знаешь, сколько раз за яйца хватали, Серега с тачки, а она такая вся, Димочка, Димочка… такие все, — тут же поправился он, переводя единственное число во множественное.
— Да, — кивала Ленка в такт, не особенно веря в его рассказ, — еще бы, конечно, да. Ну вот, а я нет. А тут. Если бы Сережа с Ларочкой, как со всеми. Но ты сам видишь…
Диванчик тяжко заскрипел, подаваясь назад. Димон поворочался, удобнее садясь и толкая землю ногой.
— Я честно думал, что ты поехала со мной жеж. Типа мы вместе, хуе-мое, в больничку ж поехали, чтоб выручить тебя.
Ленка вздохнула. Диванчик качался, задумчиво, и ей сбоку виден был картофельный нос и большой подбородок в светлой щетине, а после все исчезало в тени. Потом вместо носа выплыло повернутое к Ленке широкое лицо.
— Ну я тебе вот что скажу. На самом деле Серый ее не любит, видала, как она прикинута вся? Он ржет, женюсь, Ларочка. Может и женится. Но чтоб она была одна у него, та то вряд. Но я тебе ничего не говорил, ясно?
Ленка закивала с готовностью. Ее подташнивало от напряжения и от выпитого коньяка, но радовало то, что серьезная опасность отступила, и теперь нужно просто стараться, чтоб Димона не кинуло в душевные разговоры, которые могут закончиться снова приставаниями. Но он, вроде бы, не в лоскуты пьян, а значит, пока Ленка говорит, она с ним справится.