Что же до ответов, которых он так и не нашёл? Ещё читать и читать, но уже и так ясно, что тема маниакального стремления к насилию недостаточно освещена, и это вдохновляло студента ещё больше. Какие перспективы открывались! Он сам будет изучать предмет и напишет эти не найденные им пока работы.
Как высокому молодому человеку, ему поручили нести красный флаг с довольно тяжёлым деревянным древком, но Марк был этому рад, избегая общения со сверстниками. День стоял пасмурный, но тёплый, даже немного душный, наверное, к вечерней грозе. Парни расстегнули лёгкие куртки, а девушки клетчатые пиджаки и весело шумели у здания института, ожидая намеченного часа, когда они дружным строем вольются в ряды первомайской демонстрации и похожим на хвост огромного дракона шествием поплывут по центральным улицам города.
Что ж, как альтернатива занудным лекциям такая обязаловка была молодым людям приятна. Они готовы были скандировать «Ура!», когда это требовалось, и петь патриотические песни, главное, что впереди четыре выходных дня и у них были большие планы на отдых и развлечения.
«Мир! Труд! Май!» – кричали плакаты.
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – вторили им растяжки.
Мёртвые бумажные цветы, портреты великой коммунистической «тройки» и нынешних политических лидеров выглядели бы мрачно и походили бы на похоронную процессию, если бы не озарялись морем улыбок прекрасных юных девушек, размахивающих цветными воздушными шарами, их задорным, беспечным смехом. Он звучал как гимн маю, но не труду и миру, только маю. Девушки всегда радовались весне, это играла возбуждающую партию их природная натура, стремящаяся к любви и наслаждениям, которые становились доступнее с наступлением майского тепла и грядущего лета. Они наденут максимально возможно откровенные наряды, демонстрируя свои упругие молодые тела, а их феромоны будут ярче звучать, разогретые солнцем.
Марк шагал во главе процессии своего института и с интересом наблюдал за компанией девушек, замыкающей строй шедшего впереди техникума лёгкой промышленности. Они изящно виляли бёдрами, бодро стуча каблучками своих туфель, кудряшки игриво подпрыгивали, случалось, что одна из них кокетливо поворачивала голову и улыбалась Раевскому.
«Они чувствуют мой взгляд, – размышлял он. – И от этого стараются эффектнее вилять бёдрами и громче смеяться. Выгибают стан, словно кошки. Вольно или нет, но они заигрывают со мной. Фу, как противно! Но что это значит? Природный инстинкт к размножению, похоть, играющая в их крови. Ведь они хотят, чтобы во мне пробудилось желание. Девушки долго принаряжались, тщательно подбирая одежду, чтобы и строго, и привлекательно вышло, делали причёски, красили губы и ногти. Это гонка за обладание мужчиной. Они радуются друг другу, но только дай я им понять, что заинтересован, как они глотки готовы будут друг другу перегрызть».
Марк всё глубже предавался этим рассуждениям о девушках, анализировал и испытывал себя. Исследование было в самом разгаре, он чутко прислушивался к порывам своей души, к ощущениям, пытаясь разглядеть хоть каплю нормальной мужской реакции или позывы сексуального маньяка, но как ни старался, ни того ни другого не обнаружил. Только жалость. Раевский сочувствовал девушкам, временами испытывая сильное отвращение. Эти их манеры так отчётливо напоминали ему мать, что были моменты, когда ему становилось до тошноты плохо, хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать их заливистый смех. И он рвал глотку, скандируя лозунги в такт указаниям гремящего радио.
Одиннадцать месяцев в году Марк был хоть и не совсем обычным, но уверенным и спокойным. Но май ломал его, выворачивал наизнанку и вытряхивал внутренности, как женщины высыпают пух из подушек, чтобы просушить и заменить насыпеньку. Шагая первого мая по празднично украшенным улицам, Раевский уже чувствовал, как начинало потихоньку накатывать безумие.
Длинные выходные утомляли Раевского, хотя в этот раз ему несказанно повезло, его сосед уехал к каким-то родственникам, оставив Марка в желанном одиночестве на целых четыре дня, а это было очень кстати, хотелось подумать и подготовить оборону к предстоящему дню рождения.
Прочитав кучу книг по психологии, студент пришёл к очень близкому к правде заключению, что нет никакой наследственности и все его проблемы возникли лишь от одного – воспитания. Он бы мог никогда не узнать о своём происхождении, это мать внушила ему мнение о том, что он такой же, как его отец. Именно она лишила его счастливого детства и нанесла множество психологических травм, Марк ощущал их, будто они физические и лежат уродливыми шрамами на его теле. Значит, никакой предрасположенности нет и достаточно осознать свои психологические проблемы и решить их самовнушением. Другого выхода, кроме того, чтобы обвинить во всём мать, у него не было. Задача проста: как начинающий психолог, Раевский должен был абстрагироваться от навязанных глупой и жестокой женщиной мыслей и увидеть своё истинное лицо жертвы.