– Нет, так нельзя! – твёрдым отрезвляющим окриком самому себе Марк попытался упорядочить чувства и мысли.
«Он пациент, а я психиатр. Что говорил Лев Эдуардович? Психолог, познавая другую психику, сопереживает ей, а психиатр смотрит со стороны и является наблюдателем, подобно естествоиспытателю: “я” психиатра – всегда над “я” больного, “я” психолога – вместе с “я” наблюдаемого. Что ж я нарушаю принципы общения с больными? Надо учиться смотреть сверху и ни в коем случае не впускать их в свою душу. Это губительно и неконструктивно, пациенту не поможешь, только повредишь и свою психику тоже, а уж мне-то и подавно так рисковать нельзя», – студент долго продолжал вертеть эту тему в голове, пока не заснул.
А ночь была душной, и следующий день по прогнозу погоды обещался быть рекордно жарким. Раевский спал глубоким, но беспокойным сном, обливаясь потом даже без одеяла. Сны не терзали его.
Так и вышло с жарой, не находя себе места от духоты, Марк не смог сосредоточиться на чтении книг по психиатрии, а кроме них он ничего больше и не читал, и решил, как нормальный парень, пойти на пляж поплавать перед ночной сменой. Около четырёх часов дня он вышел из общежития. Солнце уже не так палило, как в полдень, но нагретый воздух обжигал кожу и сушил горло. Прохожие жались в тень, утирали пот с раскрасневшихся лиц и стояли в очередях у автоматов с газировкой и бочек с квасом, чтобы утолить жажду. Сев в раскалённый автобус, студент проехал пять остановок и вышел около пляжа.
Яблоку негде было упасть, хотя рабочий день ещё не закончился, но бабушек и мамаш с детьми было достаточно, чтобы не оставить на песке ни одного комфортного места. Навесы и грибки – даже нечего думать, спрятаться в тени десятка деревьев и кустарников – не выйдет, да и разлёживаться он не собирался, только поплавать.
Вот уж где точно можно приятно освежиться, так это в речной прохладной воде. Дети шумели, весело ныряя и заглушая все остальные звуки. Брызгались друг на друга, прыгали с плеч, играли в волейбол, стоя почти по грудь в воде. Марк бросил одежду на границе сухого и мокрого песка и побежал навстречу не очень ласковой, но желанной стихии. Да, река – опасная красавица, с ледяными подводными течениями, водоворотами. Каждый, кто плавал в её прохладных водах, знает, что такое судорога, она почти неизбежна, особенно если плыть долго. А Раевский плавал уверенно и не боялся заплывать за буйки, рупоры спасателей молчали, а он усмехался, представляя, как они скисли на жаре или умотались следить за малышнёй и не видят его нарушения.
Заглядывая внутрь себя, познавая свою сущность, пытливый студент понимал, что смерть как факт не пугает его. Он бы принял её с радостью, но только против своей воли. Так вот внезапно глупо утонуть ему было не страшно, даже найдя предназначение, он не изменил своего мнения о том, что рождение его было ошибкой. Только вот пытаться убивать самого себя он более не станет, глупая и бесполезная это затея.
«Это как река, – интересная мысль посетила голову юноши. – Плыву я по течению, и мне легко, вода сама несёт меня, подталкивает, помогает двигаться вперёд. А поверни я против течения, – и он для чистоты эксперимента повернул. – Сразу стало тяжелее. Теперь река не помогает двигаться, а тормозит, истощает силы, и уже так далеко не уплывёшь. Время человеческой жизни – оно и есть река. Сопротивляйся, и глазом моргнуть не успеешь, как ты уже Гриня Заболотный и навсегда погребён в психбольнице».
– Товарищ, вернитесь, поворачивайте назад! За буйки заплывать нельзя! Повторяю! Поворачивайте! – очнулись от жаркой истомы спасатели.
Марк махнул им рукой и повернул к берегу, а заплыл он довольно далеко и удалялся бы ещё с безумной беспечностью, потому что доверился течению реки.
«Свобода – одно из наслаждений, – чуть позже размышлял он, сидя на песке и глядя на широкую сверкающую водную гладь. – Я могу прочувствовать её вот в таких мелочах. Не лежишь в больнице, не сидишь в тюрьме, не прикован к постели или инвалидному креслу – ты уже свободен телом. Захотелось плавать – плывёшь, бежать – бежишь, спать – спишь. Сложнее с моральной и психической свободой. Но и тут всё решаемо, надо только с умом подойти», – монстр улыбался и эволюционировал.
Больные переносили этот жаркий день тяжело, окна полностью не разрешали открывать, только узенькие форточки, персонал считал стекло опасным для пациентов. Проходя по коридору к своему посту, Раевский кривил нос от спёртого, кислого запаха пота и влажных простыней. Дышать было тяжело, особенно после того, как он вдохнул прохлады и свежести у реки. Майка под халатом начала пропитываться солёной влагой. Савин дёрнул со своего места, едва завидев сменщика на входе.