– Да я…
– Ладно, понятно, что не знал, что растерялся.
– Ему же нейролептики давали, я проверял, он спал, – недоумевал Марк.
– Таблетки под клеёнкой матраса нашли, не проглотил ни одной, выжидал удобного случая, притворялся. Не бойся, студент, – ободряюще похлопал врач Марка по плечу. – Тебе даже выговора не будет. Это бывает. Канители много, а так, ничего особенного. Бинты под рукой были, на грудь ему много намотали, он и обрадовался. Вот если бы на простынях повесился, тогда другое дело, ты обязан был заметить.
«Тяжела санитарская работа, – думал студент, наблюдая за всей этой суетой. Своих-то пациентов еле успокоил да уложил спать, сидеть он не мог от нервного потрясения, стоял возле двери до конца смены, каждую минуту заглядывая в окошко. – Хорошо, что впереди два выходных».
– Рыбаков его фамилия, – прошептал себе под нос Марк, спускаясь по лестнице после тяжёлого дежурства.
В общаге освежившись под душем и плотно позавтракав, вместо того чтобы отправиться спать, Раевский сел за письменный стол с намерением сосредоточенно подумать.
«Итак, подведём итог, – размышлял он, глядя в окно на макушку огромной сосны. – Очень аккуратно. Не ошибиться. Тонка грань. – Юноша нахмурил лоб, желая достичь максимальной концентрации. – Голоса, отдающие приказы, навязчивые идеи. Не принимаешь, идёшь на сопротивление – ломаешься. Выполняешь – гибнешь. Нейролептики делают из человека овощ, подавляют личность. Тупик».
– Спокойно! Не паникуй! – жёстко приказал он сам себе, чтобы унять тревогу.
«Должен быть и третий вариант. Я видел пограничные состояния, но тысячи людей живут со скрытой от окружающих шизофренией. А я уверен, что это так, их, то есть нас, много, гораздо больше, чем мест в психбольницах».
Марк долго раскидывал мозгами, примерял разные поведенческие формы, пока не пришёл к выводу, пусть пока предварительному:
«Разделиться на две личности: Раевский Марк Борисович – успешный врач-психиатр и его главный наблюдаемый пациент Зародыш, питающийся раз в году живой плотью и спящий до следующего сезона. Нет – осуждению, нет – сопереживанию. “Я” Раевского над “я” Зародыша. Но Зародыш должен быть умён и изобретателен, в тюрьме или психушке сидеть придётся им обоим. Раевский должен продолжать искать способ лечения пациента Зародыша, а пока не нашёл, потакать ему, ведь иначе он утянет за собой в пропасть, из которой уже не выбраться».
«Подожди, ещё одна деталь! Точно! – Марк ехидно улыбнулся осенившей голову мысли. – Те, кто подчиняются приказам, делают это не по доброй воле, а на сломе личности, потому страдают и душевно погибают так же, как сопротивляющиеся. Что, если насладиться выполнением приказа? А?» – Он покосился на своё отражение в висевшем на стене зеркале.
Раевский боялся потеряться, испугаться и запутаться. Он молод и неопытен. Цена ошибки очень велика, даже не жизнь, свобода, а она была для него важнее. В свои двадцать лет он пришёл к спасительному убеждению, что в голове всегда должен быть порядок. Марк помнил, как травмировали его психику в детстве неустойчивые образы окружающего мира, как плохо он справился с ролью обычного человека. И теперь, чтобы не попасть в точку невозврата, ему нужен был чёткий контроль над своей психикой, а значит, порядок.
На следующее дежурство он шёл с трезвой и холодной головой. Больных вновь переместили в тридцать шестую палату. Подходя к посту, Марк услышал шум за дверью. Заглянув в окошко, понял, что Савин не справляется, и побежал на пост за ремнями. Он ещё ни разу никого не привязывал к койке, а в палате вовсю бушевал Шульгин. Открыв дверь своим ключом, Раевский застал орущего матом сменщика за выкручиванием рук пациенту.
– Привет. Помочь? – Раевский обратил на себя его внимание.
– А, ты, не видел, как вошёл, – спокойно ответил Савин. – Вяжи, раз твоя смена, так тебе с ним и разбираться.
Резким движением он перевернул больного со злым перекошенным лицом на спину, надавил коленом на грудь и мотнул головой Марку, который застыл в нерешительности. Спрашивать, чтоб показал, было неудобно, пришлось импровизировать.
– Туже крепи, не девица. Вот тут подтяни. Да не сюда. Так, – поправлял неопытного товарища Савин.
Рядом суетились, скакали, улюлюкали и отпускали язвительные комментарии другие пациенты, им всегда было весело в такие редкие моменты развлечения.
– Суки, фашисты грёбаные! – ругался Шульгин. – Удушу, вас всех удушу! Тебя удушу первого, желторотый, – он плюнул Марку в лицо.