Раевский дал время мальчику успокоиться.
– Что ты почувствовал, Вадим, когда понял, что он мёртв? – через пару минут Марк продолжил задавать вопросы.
– Я не могу описать. Это странное чувство, оно мелькнуло, но быстро перешло в обиду. – Он замолчал, опустив голову.
– Обиду? На кого?
– Я сделал это для неё, а она визжала, называла меня выродком, орала, что я ей больше не сын. Валялась на его теле, в крови вся извозилась, рыдала навзрыд, соседи полицию вызвали.
– Вадим, скажи, а какой любимый предмет у тебя в школе?
Мальчик удивлённо посмотрел на психиатра.
– География.
– Какие оценки?
– Разные есть, больше четвёрок.
– А музыку ты какую любишь?
– «Арию», – пожал плечами юноша.
– Ты что-нибудь слышал про тест по кляксам?
– Да, видел в кино. Будете проверять? – он заинтересовался.
– А тебе хочется? – прищурившись, спросил Марк.
– Интересно.
– Значит, будем. Я дам тебе картинки, а ты будешь говорить, что ты видишь на них в целом и по частям? Что бы это могло быть? Готов?
– Да. – Он вытер остатки слёз с лица и воодушевился.
Тест Роршаха поднял Вадиму настроение, он разглядывал карточки, делал довольно много предположений, не боясь раскрыться. Некоторые были очень необычны.
– Фея на горе, ночью.
– Почему ночью?
– А что ей делать там днём? – смеялся мальчик.
– А это?
– Супергерой, разрушающий мир.
– Именно разрушающий? Не спасающий?
– Да.
– Где ты это увидел? Покажи, – прищуривался Марк.
– Вот здесь, смотрите, сила от него исходит чёрная. А вот эта – богомолы, которые борются на фестивале красок холи.
Раевский сказал бы, что они весело провели со смышлёным юношей время, обсуждая картинки.
– Ты бы хотел сейчас вернуться домой, Вадим? – в конце беседы спросил Марк.
– Я думал, мы с ней на одной стороне. А теперь я не знаю, – грустно ответил он.
– Ты ни разу не назвал отца «папой» и о маме говоришь «она». Ты это осознаёшь?
– Да, осознаю. Не могу, язык тяжёлый делается. Лучше в спецшколу. Вы же напишете там? – юноша посмотрел на психиатра с надеждой.
– Суд будет решать. Твоя мама могла быть в состоянии аффекта, не делай поспешных выводов. Скажи, если бы ты мог предугадать реакцию матери, ты сделал бы это?
– Да, – не задумываясь уверенно кивнул мальчик. – Я должен был её защитить.
Беседа была окончена. Вадима увели в его камеру, Раевский покинул здание и поехал в больницу, где он в тишине кабинета напишет заключение психиатрической экспертизы. Сопереживал ли он мальчику? Нет. Ничего нового он не услышал.
Подъехав к больнице, Марк припарковался на стоянке и медленно вышел из машины. У входа толкался и нервно курил знакомый ему мужчина, завидев доктора, он бросился ему навстречу.
– Марк Борисович! Марк Борисович, вас жду, – он пребывал в нервном возбуждении. – Вы помните меня? Я муж Натальи Мирохиной.
– Да, я вас помню. Что случилось? – Раевский остановился с заинтересованным видом.
– К вам Наташу позавчера доставили. Прошу, займитесь ею, пожалуйста. В прошлый раз вы так ей помогли. Пожалуйста, очень вас прошу! На вас одна надежда, – мужчина глядел умоляюще.
– Алексей Иванович, – доктор отличался отличной памятью, – давайте по порядку. Расскажите, что произошло?
– Да, доктор, да. Всё было отлично, уже два года никаких приступов, ничего, я был так счастлив, что Наташа здорова. А в четверг она посмотрела на меня тем самым взглядом, у меня сердце упало. Сторонилась близости, от прикосновений дёргалась. Надо было сразу в больницу ехать. Надеялся, что показалось. А в субботу убежала из дома, в полицейский участок, а оттуда её привезли сюда уже с санитарами.
– Вы сказали, что Наталья убежала из дома? Вы удерживали её? – уточнил доктор.
– Да мы пылинки с неё сдували. – Мужчина замахал руками. – Вы что? Никакого насилия, даже не подумайте. Она свободна в передвижении и на работу ходила сама, и по магазинам, да куда угодно. Но это была суббота, мы собирались с дочерью на каток всей семьёй. А Наташа, ничего не сказав, вылетела из квартиры, пока никто не видел, только дверь хлопнула. Я побежал за ней, но пока замешкался, обуваясь, её и след простыл. Искал полдня по округе, пока уже из больницы не позвонили. Доктор, мне страшно, что этот кошмар опять повторяется. Неужели это навсегда? И нет надежды на полное исцеление?