Профессия дворника развивает наблюдательность, втягивает в изучение повадок птиц, кошек, собак, людей. Ничего не ускользает от его цепкого взгляда, он замечает всё, а его никто. За годы работы Родион научился судить о людской жизни, понимать характеры и предугадывать поступки только по тем крохам, что ему удавалось раздобыть. Потому и Мартышку он читал как открытую книгу, и от этого сердце его обливалось горькими слезами.
Она была будто пустая. Если в первый день он ещё мечтал о возрождении симпатии, то уже на второй понял, что пережитое ею потрясение отняло у Мартышки способность чувствовать. От его старой подруги веяло холодом безразличия. Всё, что её интересовало, – это какое-то событие, которое вскоре должно произойти. Женщина либо занималась йогой, либо сидела в позе лотоса и смотрела мимо предметов, сквозь стены, напряжённо думая. Жизнью друга она не интересовалась, только иногда обнимала и говорила: «Прости». Вопросы задавать было бесполезно. Родион довольствовался вечерами, что они проводили за ужином и телевизором. Скоро она уйдёт, и он её больше никогда не увидит. Ему казалось, что за этот короткий срок рядом с ней, испытывая бурю эмоций, он проживает целую жизнь, и в конце по законам жанра его ожидает разочарование. Родион никогда не забудет стук её сердца, отдающий в его плечо. Они смотрели телевизор в полутёмной комнате, и его глаза каждый раз застилала мутная пелена.
Глава 11. По локоть в крови
Это случилось с ним пять лет назад. Однажды ранним воскресным утром раздался тот роковой звонок в дверь. Полянский и не подумал подняться, решил, что это либо соседи, либо торговые агенты, а в кровати было так уютно. Настойчивый звонок раздался снова, длинный и уверенный. Уже понятно, что не продавцы. Придётся открыть. Юрий продрал глаза, нехотя встал с кровати, конечно же, не с той ноги, и поплёлся к двери.
– Салют! Пустишь пожить? – Его друг Сева без церемоний толкнул дверь шире, чтобы въехать в квартиру с огромным чемоданом. – Это всё, что мне выдали, – кивнул он на поклажу.
– А, – лениво пробурчал хозяин жилища, – застукала всё-таки. Чё так рано? Я сплю ещё.
– Ну, знаешь. Во сколько выгнали, во столько и припёрся.
– Ладно, делай что хочешь. Я пошёл спать.
Жена Полянского три года назад уехала с дочерью в Америку, бросив никчёмного мужа, каким она его считала, и найдя достойного, опять же по её понятиям, другого мужчину. Квартиру делить не пришлось, он один размещался на трёхкомнатной территории, поэтому приятель и не стал церемониться.
Юрий снова упал в кровать, но уснуть уже не смог. Сначала мешал Сева, гремя посудой на кухне, потом прояснившееся сознание. Эти звуки присутствия в квартире другого человека радовали, болезненно напоминая его такую неправильную семейную жизнь. Полянского всё устраивало в их браке, даже секс после стольких лет совместной жизни был ярким, страстным, но Инна вбила себе в голову какие-то тупые стандарты, под которые их быт и привычки не подходили. Кольцо на пальце не изменило Юрия, и он считал это главным своим достижением. Больше всего он боялся стать подкаблучником, мямлей или хозяйственным мужиком. Он считал себя крутым парнем и желал таким оставаться. Юрий не мог понять женщину, которая полюбила его именно таким, а после всеми средствами старалась перекроить на свой лад, сделать послушной марионеткой.
«Если семейная жизнь может быть только такой, то пусть катится она ко всем чертям», – думал про себя Полянский и сам был готов развестись, да Инна опередила.
– На тебя яичницу жарить? – Сева возник в дверях неожиданно, а его вид в цветастом переднике, повязанном поверх семейных трусов, вызвал у Юрия приступ истерического смеха.
Так приятели и зажили вместе. У Севы ситуация была сложнее – трое маленьких детей в двушке, но он не унывал, раскидывал мозгами, хотя пока безуспешно.
– Да живи сколько хочешь, – успокаивал его Юра. – Пока не надоешь.
Со Всеволодом Яриным они были знакомы со школы, и сейчас им обоим стукнуло по тридцать пять лет. У Севы была творческая профессия, он работал оператором на местном телевидении, там же крутил мимолётные романы с симпатичными молоденькими девочками. Они на него клевали, как караси на мормышку. Посмотрит томным голубым взглядом, многозначительно покачает головой, мечтательно улыбнётся и, будто опомнившись, примется за работу, а девушка будет виться рядом, сама первая пойдёт на контакт.
Они оба считались красивыми мужчинами, но в чертах Юрия преобладали острые углы и тонкие линии, а в Севе было что-то мягкое, тёплое, родное. Объединяла же их порочность до мозга костей. Приятели не были верны своим жёнам и любили такие злачные места, о которых их половинки и не слышали.