— Заодно чулки побережем! — пошутила фру Ванг.
— А разносчики-то? — возразила Дитте колеблясь.
— Ишь, какая важная дама, — поддразнила ее фру Ванг. — Очень нам нужно считаться с разносчиками! Да ведь они будут думать, что на нас шелковые чулки телесного цвета. Теперь в моде такие, чтобы похоже было на голые ноги.
На балкончик опять вышел Ванг, выколотить трубку.
— Только не на обновку нашу! — окликнула его снизу жена.
— Ах, извините! — Он перегнулся через перила, чтобы взглянуть на них, потом спустился вниз. — Как мило вы сидите тут и работаете, словно две добрые сестрички! И совсем забыли про несчастного хозяина дома! Чаю сегодня так и не дадут? А ведь жарко! — сказал он, весело поглядывая на обеих.
Дитте отбросила работу и вскочила.
— Ой, что же это я, совсем память потеряла! — воскликнула она и побежала в кухню.
— Или о женихах замечталась! — шаловливо крикнула ей вслед фру Ванг.
— Настоящий ребенок! Но как к ней идет это мечтательное выражение лица! Право, можно влюбиться!
— Я бы и влюбилась, будь я мужчиной, — серьезно промолвила фру Ванг.
Дитте, стоя в дверях кухни, спрашивала:
— Дети! Дети! Чего хотите: чаю или крыжовенного киселя?
— Киселя! — отвечали они. — Только не процеженного, а с кожуркой!
— Так бегите в беседку!
Голос Дитте звучал так звонко и весело. Скоро она принесла чай.
— Как тебе нравятся наши новые чулки? — фру Ванг выставила ногу. — И сам бы мог, кажется, заметить да сказать что-нибудь!.. Шелковые!
— Красиво! — ответил Ванг. — Только ведь они чертовски дороги!
Обе женщины расхохотались.
— Ах ты, простак! А еще говорят, что поэты…
Ванг запрокинул голову жены и заглянул ей прямо в лицо:
— Что говорят о поэтах?.. И что мне за дело до этого?
— Разве ты не поэт?
— Я — живой человек! Вот и все, но этого и достаточно. Все по-настоящему живые люди вместе с тем и поэты.
— Ну, я тоже настоящий человек, хоть и не поэт!
— Ты балаболка, настоящая балаболка! — Он поцеловал жену в глаза и ушел.
— Он не любит, когда его называют поэтом, — сказала фру Ванг вполголоса. — Он терпеть не может искусства и художников, как вы, может быть, заметили. Называет их парикмахерами. Сам он выбивается из сил, чтобы писать правду, одну неприкрашенную правду. Неужели это в самом деле так трудно? Но он говорит, что все мы начинены фальшью и должны учиться у простого народа.
— У нас? — с ужасом воскликнула Дитте. — Но мы понятия не имеем о том, как надо сочинять!
— Пожалуй, именно поэтому… Не знаю хорошенько. Ванг ведь все больше молчит. И не подумаешь, что он бунтарь, правда? Но за ним следят, поверьте. И непременно забрали бы, если бы могли. Пока его книги только замалчивают, насколько можно, по… дайте срок, о нем скоро заговорят… Они отнимут его у меня, Дитте!
— За то лишь, что он стоит за бедняков?!
Дитте понять этого не могла и широко раскрыла глаза.
— Беднякам принадлежит будущее! Они хотят либо сбросить с себя лохмотья, либо нарядить в лохмотья богачей. А если что-нибудь начнется, муж вмешается… я уверена! О Дитте, ничего в мире не пожалела бы я для него!
Фру Ванг наклонилась над столом и положила голову на руки. «Какие у нее красивые руки! И вся она такая красивая, милая!» — думала Дитте, стоя над нею и осторожно гладя густые темные волосы. Она ничего не поняла, но ей так хотелось утешить фру Ванг. Прибежал кто-то из детей, чтобы показать что-то, и фру Ванг засмеялась и опять стала прежней.
Дети беспрестанно прибегали — то один, то другой. Инге ловила божьих коровок, поднимала кверху на кончике пальца и пела им песенки, пока они вдруг не оживали и не улетали, неожиданно расправив крылышки. Карапузик приплелся показать толстого розового червяка, который извивался у него в смуглом кулачке.
— Вкусно! — заявил он, хотя в рот положить червяка вовсе не собирался, а хотел только испугать мать и Дитте, чтобы они завизжали от страха.
— Ты перестанешь дразнить нас, разбойник? — грозно сказала мать.
Дитте ничего не слышала и не видела, впав в глубокую задумчивость. Она вспомнила свое детство. В какой нищете они жили! Сколько ни бились, из нищеты не вылезали. Словно злой тролль пожирал за ночь все, что они успевали наскрести за день. И вот нашелся человек, который осмеливается высказать правду… Сами бедняки ведь не умеют! А его за это в тюрьму! Дитте затрепетала от ужаса и безграничного восхищения.
— Ну, что же, пойдем примерим? — расслышала она голос фру Ванг.