Малыши, услыхав его голос и торопясь опередить один другого, кубарем скатились с постели и теперь валялись на полу, стараясь выпутаться из одеяла. Потом они оба повисли на нем и вцепились в оттопыренные карманы пальто.
— Ты что-нибудь принес нам? — кричали они, теребя его.
Да, в огромных карманах Ларса Петера всегда были припрятаны какие-нибудь гостинцы, привезенные из последней поездки. На этот раз под рукавицами и платком оказались яблоки и груши; они немножко позавалялись и испачкались, но были удивительно вкусные. А из внутреннего кармана он извлек кое-что для Дитте — домашнюю колбасу с аршин длиною.
— Я привез ее, с Песков, — сказал он. От фогта. Помнишь, как они вас приютили и потом отвезли домой, когда вы в детстве вздумали прогуляться одни?
Дитте отлично помнила, но ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность. И недосуг ей вспоминать о том, что было сто лет назад! Теперь на обед есть что подать. Только бы отец ушел поскорее, чтобы ей успеть привести в порядок детскую одежду.
— Ну, видно, пора мне и восвояси, — сказал Ларс Петер, словно угадывая ее мысли.
Но ненадолго оставили ее в покое, — скоро на лестнице опять послышались знакомые шаги. Дитте не на шутку рассердилась: меньше всего хотелось ей, чтобы Карл застал такой беспорядок. Он молча пожал ей руку и присел на табурет, хотя она и не пригласила его садиться.
— Ты, видно, занята, — сказал он, помолчав.
— Да. Лучше тебе уйти и вернуться через часок. Тогда я буду готова, — отрывисто проговорила она.
— Хорошо. Я думал, что ты уже готова, скоро одиннадцать часов. — Он спокойно поднялся. — Ну, что ж тут такого? Ничего не поделаешь!
— Да, разумеется!
И он взялся за ручку двери.
— Нет, я не хочу, чтобы ты входил туда сейчас, — остановила его Дитте за рукав, — там еще беспорядок.
— Ну, я-то не прибавлю беспорядка, если войду туда, — возразил он.
Она слышала, как он разговаривал с детьми, но не могла решиться войти туда сама и закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
— Что с вами? — доносился из комнаты голос Карла. — Чего это вы валяетесь до сих пор? Живо одевайтесь и пойдем гулять на луг, лакомиться пряниками.
— Нам не во что одеться, пока мама не выстирает, — заявил Петер.
Карл показался в дверях кухни.
— Так им, бедняжкам, совсем не придется вставать сегодня?
— Я могу просушить все утюгом, — ответила Дитте, не глядя на него. — Я сейчас кончаю стирку.
— Нет, где же тебе успеть. А жаль, они так редко гуляют.
Дитте горько расплакалась.
— Чем же я-то виновата? Разве я по своей охоте мыкаюсь с утра до вечера и не успеваю улаживать за ними? На еду им едва наскребешь, где ж тут о другом думать! Или я, по-твоему, трещотка — языком треплю на лестницах, или лежебока — в постели валяюсь да дрыхну?
Нет, ничего такого Карл не думал.
— Но ты могла бы, пожалуй, устроиться иначе, — сказал он и, чтобы успокоить, обнял ее за плечи.
Но она стряхнула с себя его руку и нагнулась над лоханкой, спиною к нему. Он постоял немного в нерешимости и пошел.
Дитте и досадно было и стыдно. Досадно на весь свет и больше всего на самое себя. Она отлично знала, на что Карл намекал, говоря, что она могла бы устроиться иначе. Но мало проку в том, что у него были добрые и честные намерения, раз она не могла заставить себя вовремя принять его протянутую руку.
— Надо же и нам кого-нибудь изводить и над кем-нибудь измываться, — сказала однажды старуха Расмуссен, явно намекая на обращение Дитте с Карлом. — Да еще как раз над теми, кто лучше всех к нам относится.
Старуха была права, хотя Дитте никак не хотела принять ее слова на свой счет. Но сегодня она сама убедилась в этом.
Она постоянно раскаивалась — задним числом — в том, что была резка и неприветлива с Карлом, и постоянно снова поступала так же. Ничего не могла с собой поделать! Что-то против воли и желания удерживало ее от сближения с Карлом. Видимых поводов для этого не было, но что-то невидимое всегда становилось между ними. Она напоминала курицу, которая никак не может перейти черту, проведенную мелом на полу.
Надо было бы ему попросту предъявить свои права, а не предоставлять решение ей! Ведь он раз навсегда приобрел на нее права мужа, и она часто дивилась, почему он не воспользуется ими. Он словно ждал терпеливо чего-то, что должно было пробудиться в ней, а она не понимала, чего ему нужно, и подчас сомневалась — настоящий ли он мужчина? Если он воображает, что она первая бросится к нему, то долго же ему придется ждать!