Йергерту хватило взгляда, чтоб понять: Орьяна рассказала.
Йер, сжимающая челюсти, чеканила шаги, пока не оказалась точно перед ним. Уставилась в глаза со всей пронзительностью, что он не переносил.
Без всяких слов понятно было: она в бешенстве.
Он даже не заметил, как рука коснулась рукояти. Девка перед ним была ему по плечи, вдвое уже и по-прежнему никто — послушница без всяческой родни, чтоб заступиться. Йергерт это знал, но только все равно напрягся, будто не был братом Ордена. Он знал — ее не сдержит его плащ и правила в уставе, потому он весь напрягся и безмолвно ждал.
— Орьяна утверждает, будто вы с ней обязательно поженитесь, — стараясь сдерживать себя, проговорила она четко и раздельно, будто косточки выплевывала по одной. — Ты правда на ней женишься?
— Я отчитаться должен?
Йергерт силился не показать ей удивления, но знал: сошло бы перед кем другим, но эта — видит, понимает. И от этого только сильнее злится:
— Возьмешь ты ее в жены или нет?!
Им очень повезло, что голос ее был глухим и неполетным, а не то весь замок бы услышал, что ее волнует, и что Йергерт с Орьей сотворили.
— Да с чего? — он все пытался делать вид, что сам не удивлен и что он здесь хозяин положения. — Она мне не невеста, да и кто бы ее за меня отда…
— Ну и зачем тогда ты с нею лег?! — Йер сорвалась, не дав договорить. — Здесь полусестры кончились? На третий двор к дому терпимости спускаться слишком далеко?
Она лишь чудом сдерживалась, чтобы не вцепиться ему в ворот. Йергерт прилагал усилия к тому, чтобы не отступить.
— Тебе-то что за дело?
— Содреху что скажешь? А что будешь делать, если она понесет?
— С чего бы? Остальные после одной ночи не несли, а Орья что, особенная? — он старался пропустить мимо ушей вопрос про Содрехта, но все равно почувствовал себя так, будто получил удар в живот. И против воли злился из-за этого.
Он много сил убил на то, чтобы отмахиваться и не вспоминать. Чтоб убедить себя, что Содрехт никогда за все года ничем не показал, что в Орье заинтересован, и большой беды не будет от того, что он не первый с нею лег.
И меньше всего Йергерту хотелось, чтобы укоряла его именно она.
— Все остальные девки запивают ночи дамской благодатью! А Орьяна — дура, и при том наивная. Ей в голову бы не пришло.
Он стиснул зубы, чтоб не выдавать тревоги.
— А тебе что за печаль? Завидно, что не ты? — Йергерт и сам не понял, как и почему приплел вдруг это — просто вырвалось. Но мысль ему понравилась. — Так злит, что все внимание Орьяне, а с твоею тощей жопой на тебя смотреть-то отвратительно?
Йер долгое мгновение не отвечала — и за это время у нее в глазах успело вспыхнуть злое пламя, разгореться — чудилось: вот-вот сожжет ресницы и зрачок. И Йергерту случалось видеть это много раз — достаточно, чтоб знать: задел, попал в больное.
— Слушай, сучий сын, — Йерсена сжала его воротник и дернула вниз резко до того, что в шею отдалось противной болью, и он вынужден был наклониться к ней. — Я лично прослежу, чтоб ты сожрал свои кишки, если испортишь Орье жизнь. Ответишь так, как Южные бы Духи с тебя не спросили. Я еще молчу про то, что Содрехт много лет был тебе верным другом, а в твоей уродливой убогенькой душонке не сыскалось благодарности иной, чем взять его невесту!
Он сжал ее запястье до того, что чуть не хрустнуло. Медленно выпрямился.
— Ты на орденского брата пасть открыла, — прошипел он.
Они молча замерли, глядя глаза в глаза — мерились взглядами и выясняли, кто же злее и напористей и чья угроза — не шутливая — будет страшней.
Йерсену не пугало, что он много выше и что смотрит сверху вниз, и боль в руке не впечатляла — только зубы пришлось сжать.
— Только посмей еще сказать мне что-нибудь такое, — яростно добавил Йергерт. — Только мысль об этом допусти, и я снесу твою тупую еретическую голову, а прежде вырву изо рта язык. Ты — мелкая уродливая тварь, завидующая всем тем, чья жизнь счастливее и лучше, чем твоя. Цепляешься за Орью с Содрехтом и притворяешься им равной, места своего не знаешь. Тебя бесит, что я лег с твоей “подружкой”, потому что ты завидуешь ей. Хочешь, чтобы и тебя любили — хоть бы и всего на раз и во всех позах. Если я решу однажды отодрать тебя, то ты как шавка в течку побежишь подставить мне дыру, чтоб получить хоть капельку внимания и…
Удар вышел громким. Голова мотнулась так, что чудилось; она оторвалась, и вслед за нею Йергерта всего мотнуло, повело. Под сводами гуляло это от пощечины, а стоило ему утихнуть — еще громче зазвенела тишина.