В Лиесском замке всем не привыкать, что люди собирались отовсюду — множество облатов приезжало каждый год со всех концов страны, и имя Дома значило не так уж много — ты Лиесский все равно. Но в остальных местах не так, и Йер теперь это усвоила.
И потому же прятала кольцо за воротом так, чтобы даже не мелькнуло. Если бы кто все-таки прознал про Линденау, одним утром она вовсе не проснулась бы.
— Эй! — крикнул ей мальчишка — Юнгин.
Он был из облатов, и, едва надевший черный плащ перед отъездом, выглядел нелепо юным: щуплый, конопатый и с трепещущими длинными ресницами вокруг огромных глаз. Черты еще не загрубели, как и взгляд.
Он оттого все делал, чтобы выглядеть взрослее, чуть не каждый вечер показно звал шлюх, чтоб все увидели: уже мужчина, не ребенок.
— Что? — она попридержала мерина, доставшегося ей от орденских щедрот.
— Ты допила уже вино, какое нам с собой давали? Оно много лучше дряни из вчерашней бочки, а без доброго питья на эту срань смотреть невыносимо, — и он указал на лес, где муторный туман слизал остатки красок. По земле стелилась тонущая в топкой грязи палая листва.
Йер удержала хмык: мальчишка рисовался. Слышал то же от обозников и повторял, пил напоказ, когда она небрежно протянула фляжку. Там вода — вина едва ли треть. Йер берегла.
— Так это ж подкисленная вода!
— Только такое.
Йер не нравилось ни поведение его, ни то, как под плащом виднелся широко раскрытый ворот стеганки, хоть Юнгин вез с собой и шлем, какого не досталось ей самой, и даже новую кирасу, что пока что были большой редкостью. Смотреть было тревожно — даже более, чем в лес, затянутый туманом и растущий из пропитанной опустошением и дрянью еретической земли.
Смех стайкой сбившихся колдуний, занявших телегу поверх всякого добра, лишь больше бередил — в густой тиши он был невыразимо дик и жуток.
— Что ты смотришь так? — набычился мальчишка.
— Не смотрю никак, — она небрежно отвернулась, отвела коня.
— Я, думаешь, не вижу снисхождения? Ты что мне, воспитательница? — не унялся он.
Йер оглянулась и скривилась. Атмосфера Полуострова всех заставляла нервничать и быть на взводе.
— Духи миловали.
— Вот и!..
Целый год тянулся миг, в какой Йер не могла понять, с чего он вдруг замолк, и что так резко свистнуло, так мерзко чавкнуло.
А в следующее мгновение свистело уж со всех сторон — из леса полетели стрелы, разрывающие полотно тумана.
Йер не спрыгнула с коня — скатилась, да еще неловко, вправо, чудом не застряв ногами в стременах. Струхнувший мерин боком придавил ее к борту телеги и плясал, прядя ушами. А она только теперь сумела осознать, что видела: стрела вошла мальчишке в грудь — как раз в раскрытый ворот, и его испуганные, широко раскрытые, нелепо детские глаза смотрели ей в лицо.
Обоз остановился. Спереди с ужасным шумом на дорогу уронили два ствола. Волы рвались, метались и орали не своими голосами, вскрикивали и стонали люди, где-то наконечники звенели о металл.
Йер с боем вывернулась из-под скакуна и, все еще скрываясь за его высоким боком, попыталась осмотреться. Страшно было даже палец выставить из-за коня, и она силилась не думать, что случится, если хоть один несчастный выстрел угодит в него.
Зажав губу зубами, она собралась и обратилась к грани, с силой дернула рукой — зло шикнула, когда ударилась ею о борт. Порыв крутого ветра снес и уронил с полдюжины попавших в него стрел, но это — до смешного мало.
Сердце колотилось в горле вместе с бьющимся там страхом.
— Нужен ветер вдоль границы леса! — крикнула она, не зная, жив ли еще кто из магов, чтоб ее услышать.
Голос не хотел звучать и пропадал. Пришлось кричать еще раз и еще, пока по сторонам обоза не завыл свистящий низкий гул. Потоки воздуха ревели, рвали ветки и обламывали тонкие и слабые со звонким треском. Стрелы уносило прочь.
Йер захлебнулась ощущением того, как широко раскрылась грань, и как невыносимо много выплеснулось в эту брешь — так много, как она не сможет в жизни зачерпнуть. Одна малейшая ошибка мага — и вокруг бы не осталось никого.
Обоз несмело оживал. Все скрывшиеся осторожно выступали из укрытий — вышла и Йерсена и трясущейся рукой набросила поводья на торчащий средним пальцем столбик на боку телеги.
В этот миг она как никогда жалела, что не упросила дать ей щит и шлем — сказали, что их мало, и нет смысла расточать казенное добро на чародейку — лучше серого плаща как следует вооружить. Теперь она особо уязвимо ощущала левый бок, не спрятанный щитом, и голову, какую защищала лишь коса. Уж если не и в самом деле дорогущий бацинет, то хоть шапель бы…