Чуть отдышавшись, она все же отыскала в себе силы сотворить воды, плеснуть в лицо, обмыть его и вытереть плащом — нашелся чистой угол. Резь нисколько не прошла, но что-то стало видно.
Бой теперь шел яростней, чем раньше — вместо вялого сопротивления молодняка, еретиков теперь встречал безжалостный отпор уже видавших не один бой братьев — прискакало подкрепление. Отряд вели два рыцаря, чьи черные плащи мелькали среди мешанины боя, с ними — серые плащи. Они теснили нападавших, но и сами гибли и калечились, за жалкие мгновения из верных братьев делаясь комками тряпок, тонущими в круто взбитой уймой ног распутице.
Йерсена высморкалась черным, отыскала взглядом меч и боязливо подняла. Не долго думая, подобрала и кем-то выроненный щит — все грязное, как и она сама. В руке скользила рукоять.
С кружащейся, неверной головой, Йер осторожно встала. Мельком разглядела, как совсем недалеко один из рыцарей уверенно разделывается с очередным еретиком, и чуть не пропустила чей-то неожиданный удар.
Он прочертил проплешину в тягучей грязи на щите. И с первого удара было ясно: не по ней противник, слишком уж тяжел — должно быть, вдвое ее тяжелее, может, втрое. Ее отшвырнуло, и он не оставил ни мгновения не передышку — явно знал, что если борешься с колдуньей, надо ни за что не дать ей колдовать.
Отшатываясь против воли каждый раз, она уперлась в бок телеги — дальше уж не отойти и даже в сторону не кинуться: противник слишком крупный, сам широкий, руки длинные — он попросту не позволял.
От бесконечно сыплющихся на нее ударов руки быстро онемели; грязь ползла со лба в глаза. Невыносимо скользкий меч от каждого касания с клинком врага пытался вывернуться из руки, пока не отлетел обратно в черноту распутицы. Остался только щит.
Поймав таки момент, Йер попыталась хоть бы пнуть — сама же отлетела и едва успела заслониться. Она знала: здесь — только бежать.
Надеялась и этому дать в челюсть, теперь — ободом щита, чтоб улучить момент и ускользнуть, но не могла. И оставалось только видеть омерзительно недосягаемую рожу в обрамлении металла.
И вдруг кто-то всадил меч ему в глазницу. По щеке бежала кровь и путалась среди колечек бармицы.
Йер замерла и медленно, невыносимо долго следовала взглядом по клинку и по руке, пока не встретила взгляд рыцаря, убившего еретика.
Йер знала этот взгляд — хватило бы и только глаз, чтобы узнать. По ним она и поняла: и Йергерт тоже без труда ее узнал, не помешала никакая грязь.
— Залезь в телегу и сиди! — коротко гаркнул он и бросился куда-то прочь — обратно в бой.
Йер еще сколько-то стояла, силилась перевести дыхание, смотрела вслед, пока не подчинилась наконец. Сообразила поднять меч и тяжело перевалилась через борт. Дрожали руки.
Она плюхнулась в большую кучу тел, не в силах разобрать, кто мертвый, кто живой. У самого ее лица из чьей-то окровавленной груди торчало переломленное древко, под ней вялые, податливые мертвецы барахтались, возились, потревоженные ею, будто ожили, и Йер казалось, что она в них тонет. В пересохшем горле снова запершила грязь, и кашель перешел в надрывную, окрашенную черной грязью рвоту.
Сплевывая через борт, Йер ощутила осторожное прикосновение к руке, настойчиво затягивающее ее внутрь.
Колдуньи распластались среди мертвецов, сливаясь с ними, и лишь за руки держались, чтобы не было так страшно.
Йер утерлась, хоть и продолжала кашлять, улеглась и тоже сжала тонкую ладонь приметной рыжей девушки. Среди бурлящих криков, звона, топота и гама они безо всяких слов смотрели в широко раскрытые глаза друг друга.
Бой окончился. Стихало — оставались лишь шаги и стоны. Добивали раненых.
Колдуньи осторожно переглядывались, не решаясь пока встать.
Несмело, постепенно оживал обоз. Казалось, люди стали появляться отовсюду: выбирались из-под тел, из-под самих телег… Испуганные чародейки поднимали лица бледные настолько, что их проще было спутать с мертвецами, чем с живыми; один из возниц — нелепо тучный, круглый, как бочонок, — намертво застрял, пытаясь выбраться из-под телеги. Духи знают, как он сумел втиснуться, но и товарищи не в силах были его вытянуть.
С протяжными, исполненными муки стонами в грязи возились раненые — не было сил встать, но они силились дать знать, что еще живы.
Рыцари давали указания спокойно и неторопливо — для них не случилось ничего, что стоило переживаний. Серые плащи таскали с телег трупы, сваливали их в большую кучу, подгоняли встрепанных, осоловевших девок из целительниц, чтоб занялись еще живыми. Несколько сумели совладать с собой, взялись за дело, но другие все сидели, отрешенные, потерянные, не способные отреагировать, хотя их тормошили. Несколько рыдали, утыкаясь лицами в плащи друг друга, перевешиваясь над возами, чтобы проблеваться.