— Может, если я пойду к нему, он в самом деле сделает все то, на что вы так надеетесь, и отыграется за вас на ненавистной Мойт Вербойн. Но, думаете, после этого он станет ласковее к вам?
— Раз уж ты говоришь об этом так… — Йоланда распрямилась. — Может, он и не смягчится к нам, но мы хоть попытаемся. И это будет справедливо — ведь твой Дом принес немало горя, именно он виноват, что мы сейчас здесь. И ты можешь хоть немного это искупить — хоть попытаться.
— Ты смеешься что ли? — выпалила Йер.
Лицо Йоланды видела одна она — ожесточенное и с меленько подрагивающей улыбкой — больше дерганной, чем торжествующей. И все-таки другие не могли знать, что та повела весь разговор так не случайно — а Йерсена это поняла.
И понимала, что другие теперь не отстанут. Ужас уступал ожесточению.
— Мы за ноги тебя оттащим, если не пойдешь! — выкрикнул кто-то.
И все загалдели, подтверждая, соглашаясь.
Йер могла только безмолвно думать, может ли и в самом деле обратиться хоть к кому-то, чтоб спастись.
Погода явственно менялась. К вечеру все чаще хмарилось, и наконец взвыл ветер, снова зарядила морось, пробирающая до костей, и вдалеке зарокотал подкатывающий все ближе гром — он обещал грозу.
К костру за своей порцией еды Йер потрусила, глубоко надвинув капюшон, и, хотя толстый ватмал и не промокал насквозь, докучливая сырость пробирала до костей — и мысли, о грядущем вечером, ей только помогали. Дождем прибило запах смальца, так что толком ощутить его случилось, только когда задымило из тарелки — шпик и каша, рыбная подливка — меленькие косточки топорщились из мякоти, как частокол.
Недалеко от кашеварского костра стоял навес — три стороны закрыты тканью. Его тесно облепили братья — лица хмурые и настроение невеселое. Казалось, было бы достаточно и искорки, чтоб недовольство вспыхнуло лесным пожаром.
Йер не слишком-то хотела есть одна. Еще сильнее не хотела возвращаться к чародейками и сидеть в шатре под сумрачными, выжидательными взглядами. Ее пока оставили в покое, но как соберутся сумерки… А если и отвертится сегодня, будет еще завтра, послезавтра…
Плащ все тяжелел от мороси, а воздух наполнялся запахом грозы — пройдет не больше часа перед тем, как разразится буря. Мрамор облаков на небе норовил окраситься чернилами, ворочался, утробно ворчал громом. Молнии над лесом вспыхивали каждый раз все ближе.
Йер стала пробираться через толкотню: возились женщины, спеша закончить до ненастья все дела, наемники бессменно гомонили. Под навесом братья отставляли миски, доставали кости и лениво резались в них под негромкий разговор и курево — почти как в ремтере. Йер разглядела Йергерта, но прошмыгнула с краю, понадеявшись, что выйдет незаметно.
На мгновение мелькнула мысль: а может, попросить его?.. Йер, не задумавшись, отбросила ее.
Отыскав торчком стоящее короткое поленце, она села, привалилась лбом к подпорке и рассеянно уставилась на лагерную суету, лениво возя ложкой.
— Нас в зиму ждет чума, — порою долетали до нее обрывки разговора.
Когда ветер заносило под навес, в лицо Йер ударял знакомый запах табака — Лиесского, с приятной благородной горечью, с кислинкой в послевкусии. На краткий миг ей чудилось, что она снова дома, в замке, что пропитан этим запахом от крыши до подвалов. Она чуть смежила веки, чтобы задержать подольше это ощущение, вдыхала глубже.
— Не нуди ты со своей чумой…
Вдруг вспыхнула особо злая молния, излишне яркая и для почти закрытых глаз. Гром следом звучал резко, оглушал.
Йер глянула на небо: дождь еще не хлынул, вдалеке плескало заревом зарниц, каких не ждешь по поздней осени — гроза шла долгая.
Туда же посмотрели рыцари.
— Ух и вольет, — сказал один из них.
— Заканчиваем. Нахер надо под дождем потом тащиться.
Они ловкими движениями смахивали кости по стаканам, пара уже поднялись, докуривали трубки, ожидали остальных.
— Идешь?
— Еще немного посижу, — ответил Йергерт.
Он единственный из всех не торопился подниматься и вытрушивал из трубки пепел под ноги. Йер про себя отметила, что в первый раз увидела его курящим.
— Рискуешь, — кто-то хохотнул в ответ. — Потом придется бегать с мокрой задницей.
— О собственной пекись, — лениво огрызнулся тот.
Они смешливо обменялись еще парой фраз и потянулись прочь — за ними унесло и запах табака, и атмосферу разговоров в ремтере — Йер проводила их глазами, полными тоски.
Гром снова заворчал, как будто недовольный их уходом. Тишина за ним последовала удивительно пронзительная, звонкая.
И тут вдруг хлынул ливень.