Йер могла поклясться, что когда-то ей случалось поиграть с такой, но только хоть убей не помнила, когда — на память ей осталось только кривенькая рожица и удивительно приятная шершавость листьев. Что-то будто бы маячило на грани восприятия, но чем сильней она сосредотачивалась, тем сильнее оно ускользало, и Йер утомилась. К чему мучаться, пытаясь вспомнить, если без того понятно: это ее земли, ее родина.
Она еще немного повертела куклу: сзади весь подол в крови насквозь — уже никак не вымыть. Йер на миг сделалось жалко, но затем она лишь отмахнулась и рассеяно швырнула ее в угли очага. Поменьше станет хлама.
Наконец-то дождались. Нет, не рассвета — только первого его предвестника — чуть зеленеющего неба на востоке. Где-то там уж скоро зашумит Лиесс, начавший пробуждаться, забурлит его привычная возня, столица станет шумной, оживленной и веселой.
Здесь же, в землях проклятых и нечестивых, Йергерт, что вконец извелся, поднял всех, не выжидая больше. Отряд взял мешки и двинулся в дорогу, быстро растворившись в только-только начавших сереть потемках.
Они сделали петлю, и лишь потом, когда укрылись за деревьями, вернулись к руслу Эрхлинда. Отряд пошел вниз по течению.
Не выходили совсем к берегу, чтобы себя не выдать, но журчание звучало даже сквозь тяжелое дыхание и звон металла. Волочить на собственном горбу мешки было непросто, уж тем более — через подлесок, когда под ногами то нора, то выпуклый вертлявый корешок, но ни один не жаловался.
От реки тянуло сыростью и стылом холодом, шуршал иссохший на зиму рогоз, по руслу разносился стук докучливого мельничного колеса. Густой и влажный воздух торопился посветлеть, сменял унылые рябые сумерки на еще более унылое и тягостное утро — блеклое, бесцветное и с комковатым небом.
В блеклом свете очертился, а затем стал виден дальний берег — кряжистый, крутой, изъеденный промоинами. Через траву пробивались крупные пласты известняковых выходов — белесых, ноздреватых, осыпающихся мутными полосками на склонах
Наконец-то Йергерт встал и сбросил с плеч мешок. Заметно выдохнул.
Уж рассвело, но скупо и паскудно до того, что чудилось, что солнце позабыло встать, застряло где-то по пути. Воздух рябил, не расставался с серостью, и, может статься, что так будет целый день.
Отряд стоял у небольшого пляжика в изгибе русла. На сыром песке подобно оттискам на сургуче остались явные следы зверья, ходящего на водопой. В засохших стеблях путались витушки ивовых листков — расставшиеся с ними ветки силились достать желтыми кончиками до воды.
С той стороны под скатом сгладившегося холма тянулась узкая полоска берега — ее затягивали заросли деревьев, прячущие склон.
Йергерт взглянул вверх по течению, и Йер невольно повторила, тут же замерев с нелепо приоткрывшейся губой.
Через поток шагали арки переправы, гордо высились над гладью, а их сестры в отражении дрожали, вспоротые суетной стремниной. Позади, на вспухшем выше всех холме стоял большой краснокирпичный замок.
Линденау.
Йер не в силах была оторвать глаза. Яркие стены презирали бледность умершей природы, поволоку раннего утра. Ни крови, ни ворон.
Ни звука, ни души, ни огонька.
Йер поняла вдруг Йергерта, сказавшего, что замок не такой, каким ты ожидаешь его видеть, что он удивительно обычный. Он был грузный, крупный и… ее.
Его внушительные стены, высящиеся над ними крыши, склон с извившейся на нем дорогой — это все принадлежало ей. Йер не способна была ни принять это, ни позабыть.
— Спустите лодку, — выдернул ее из мыслей Йергерт.
Он раздвинул плотные кусты и обнажил суденышко — корытце с веслами. Рыбацкое, должно быть, с низкими краями и отполированными деревяшками боков. В нее бы поместилось трое-четверо.
— Переправляемся по группам. Грести тихо, чтоб ни плеска, ни удара. На той стороне стоянка.
Не сказать, чтоб это стало для кого-то удивительным: давно уж сложно было не начать подозревать, но миг, когда все стало явью, все равно обескуражил.
Тишина стояла мертвенная, лишь река журчала да стучало мельничное колесо. Все двадцать человек у берега осознавали, что их ждет.
— Что нужно будет сделать? — Глухо уточнила чародейка.
— Ждать начала боя.
Йергерт не смотрел на них.
— А после?
— Перебить всех командиров, знаменосцев. Если сможем — больше.
Все обдумывали это.
Гарнизона замка в точности никто не знал. Должно быть, дело было к тысяче — сюда стеклось немало еретических ублюдков, верящих, что Линденау нужно удержать любой ценой. И даже если лучники все будут заняты стрельбой, а конница увязнет в битве с Орденом… Даже тогда еретикам с лихвой достанет войск, чтоб вырезать один докучливый отряд.