— Могу ударить молнией.
— Грозы нет, все равно поймут, — кривился Йергерт, но в итоге сдался. — Сделай, как удобнее.
Йер подалась вперед, сощурилась, надеясь поточнее разглядеть не только знамя, но и человека, что его держал, людей вокруг…
Сквозь дымку мороси все смешивалось и плыло, но Йер не отступала, руку подняла, сосредоточилась, до боли и до дрожи натянула пальцы. В миг, когда они скривились, словно судорога завязала всю ладонь узлом, и знаменосец, и возвышенность, и все, кто оказался рядом, вспыхнули, как факел, и на сей раз пламя не было нужды гасить. Оно пылало в самом сердце сил врага невыносимо ярко, вызывающе, и говорило: Орден здесь, и он пришел за вами.
— Они не сумеют отозвать пехоту. Если вздумают пустить коней, затопчут и своих.
— Посмотрим, — хмуро отозвался Йергерт. Он пытался разобрать, не ищут ли их. — Духи бы побрали эту сраную погоду. Нихера не вижу.
Дымка в самом деле стягивалась все плотней — еще виднелось догорающее знамя, но все прочее сливалось в силуэты.
— Нужно подбираться ближе, — высказался кто-то. — Так мы и сигналов не увидим.
Йергерт медленно кивнул и указал на заросли травы по пояс.
Выбираться из-за веток было страшно — слишком зыбкой чудилась вуаль тумана, слишком ненадежной. Только видно в самом деле стало лучше: рыцари у башни бросили коней и шагом шли против пехоты, новые же прибывали и выстраивались в линию — она сметет все что угодно, если только соберется.
Вот у переправы вдруг вспыхнул огонь, не делающий разницы между своими и чужими — в выжженный просвет в атаку пошла первая шеренга всадников, из рыси поднимающаяся в галоп, а после и в карьер — остатки пехотинцев разметало ряд за рядом, силуэты растворились в дымке.
Над холмом на дальнем берегу опять расцвел огонь — через туман он обратился в мутный рыжий ореол, но что он значил, стало ясно, только когда из тумана вылетела конница еретиков, разбившая флаг орденской — и дальше было только месиво и каша.
Больше невозможно было разобрать, кто свой, а кто чужой, иначе как вблизи, и даже так густой белесый воздух иссушал цвета. Размеры размывались, скрадывались расстояния, терялись ориентиры. Лишь тогда, когда в каких-то десяти шагах пронесся первый воин, отряд осознал вдруг, до чего же близко оказался бой. Знамена было больше не видать, сигналы — уж тем более, и только абрис арок переправы с башнями висел над полем боя.
Отряд взялся отходить по собственным следам. Хоть ждали, что скорее всего вынуждены будут биться, со стоянки вышли все же налегке, на скрытность уповали больше, чем на силу. Шлемов не было ни у кого, как и щитов, а кто-то выбрал не надеть и латных рук — теперь же оказаться в самой мешанине боя было страшно.
То ли заплутали, сбитые туманом, то ли же сражение настолько разошлось, но вскоре они снова оказались чуть не под ногами войск. Еще раз попытались — и поверили, что заперты в кольце.
Йер в первый раз увидела, как бьются армии — как вовсе бьются, если не считать налета на обоз, что затерялся меж туманов проклятого Полуострова.
Ей снова было страшно, снова захотелось спрятаться — укрыться за телегой, в промороженной траве, в колках тумана — лишь бы только не заметили и не убили. Только в этот раз страх все же был не оглушающим и не безумным. Ей хотелось верить, что бой все же обойдет их, но как будто бы какой-то уголок души уже хотел достать меч и сражаться.
Йергерт хлопнул ее по плечу
— Поджечь траву сумеешь? Чтобы кругом разошлось?
Она кивнула и коротким жестом очертила две дуги, что мигом вспыхнули и поползли вперед. За ними оставалась чернота, валил противный дым. И сквозь него десятка выступила, точно призраки минувших дней из вечного небытия белесой дымки Повелителя Туманных Троп. С мечами наголо, с оскалами людей, готовых увести с собою многих, прежде чем умрут.
— Держись поближе! — крикнул напоследок Йергерт. — Сдохнешь по неопытности.
Если бы она и вздумала ответить — он бы не услышал. Лязг и топот затмевали все, в ушах гудело.
Йер припомнила все то, что хорошо усвоила с обоза: не лезть в гущу и не меряться умениями с мужиками втрое больше, тяжелее опытнее. Вместо этого она держалась чуть в сторонке, пока удавалось, и без жалости и страха колдовала: с неба били молнии, и взмахи ее рук указывали, кому умирать; зашитые в металл враги тряслись в конвульсиях и корчились; на ком-то плавились доспехи, раскаленные настолько, что на них шипела морось, и они метались и орали, налетали н асвоих и обжигали их, напарывались на мечи…
Йер первый раз так остро ощущала свою силу, свою власть, ту мощь, какую подарили Духи, то, чего всем стоит опасаться. Чародеек редко отпускали в бой вот так, но если уж это случалось, то, пока их не зажмешь, они — прекрасное оружие, уничтожающее все, что видят.